- А что Иеремия?
- О-о, какое-то время он был в ярости. Совершенно вне себя. Даже повысил на меня голос, чего никогда не делает. Он никогда не хотел детей.
- И что было дальше?
- Он заставил меня стерилизоваться, чтобы я больше не смогла иметь детей. - Ее голос звучал совершенно спокойно и буднично. - Мне было все равно. Мода прошла, а они не были тем, чего я ожидала... И, конечно, я не собиралась вновь пройти через все это...
- У вас что, не было друзей, близких подруг, которые помогли бы вам противостоять Иеремии?
Мария коротко улыбнулась, и ее глаза вдруг стали очень холодными. - У меня нет друзей, Джон. Обычные людей для меня ничего не значат. Как и для любого из нас, Гриффинов. Потому что, видишь ли, Джон, вы все так недолговечны... Как майские мухи. Вы так быстро приходите и уходите, и кажется, что вам никогда не прожить достаточно долго, чтобы получить какие-то реальные впечатления, а вы не слишком любите тех, кто может себе такое позволить. Все умрут... То же самое и с животными. Раньше я обожала своих кошек, еще в прежние времена. Но больше я не терплю их возле себя. Или цветы... В пятидесятые годы восемнадцатого века Поместье было окружено садами, они тогда были в моде, но однажды мне пришлось их... Я не знала, что с ними делать. Можно было просто гулять по ним бесконечное число раз... В конце концов, я предоставила их буйство самому себе, просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет. На мой взгляд джунгли гораздо интереснее - всегда меняющиеся, всегда рождающие что-то новое... Иеремия держит их вместо последней линии нашей обороны. Просто на случай, если варвары однажды восстанут и попытаться отнять все это у нас. - Она коротко рассмеялась. Прозвучало это очень неприятно. - Пусть попробуют! Пусть только попробуют... Никто не получит то, что принадлежит нам!
- Кто-то может попытаться отнять вашу внучку, - сказал я.
Она бросила на меня долгий взгляд из-под тяжелых ресниц, и снова испробовала свою соблазнительную улыбку. - Скажите, Джон, сколько мой муж предложил вам за обнаружение Мелиссы?
- Десять миллионов фунтов, - мой голос прозвучал немного хрипло. Я все еще не привык к этой мысли.
- Сколько еще требуется, от меня, за то, что вы просто ... обозначите деятельность и не найдете ее? Я могу быть очень щедрой... И, конечно, это будет нашей маленькой тайной. Иеремия никогда об этом не узнает.
- Вы не хотите, чтобы она вернулась? – я был поражен. – Ваша собственная внучка?
Улыбка исчезла, а ее глаза были холодны, так холодны.
- Она никогда не должна была рождаться, - ответила Мария Гриффин.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ВСЕ О ПОТЕРЯННОМ ДЕТСТВЕ.
Дипломатично подбирая выражения, я объяснил Maрии Гриффин, что не могу принять ее любезное предложение, потому что одновременно работаю только на одного клиента. После этого она начала швыряться всем, что попадалось ей под руку. Решив, что сейчас самое время уйти, я быстро отступил к двери под градом разнообразных снарядов, пролетающих вокруг моей головы. Мне пришлось вслепую нащупывать дверную ручку у себя за спиной, не смея оторвать глаз от все более тяжелых предметов, направленных в мою сторону, но все же я, наконец, открыл дверь и удалился с почти недостойной поспешностью. Я захлопнул дверь, отсекая град снарядов, и вежливо кивнул ожидающему меня Гоббсу. (Первое правило успешного частного детектива – сохранять достоинство под давлением.) Мы оба немного постояли, прислушиваясь к звукам ударов увесистых предметов с противоположной стороны двери, а потом я решил, что самое время оказаться в другом метсе.
- Мне нужно поговорить с детьми Гриффина, - сказал я Гоббсу, когда мы уходили. - Уильямом и Элианорой. Они все еще в резиденции?
- Разумеется, сэр. Гриффин дал им понять предельно ясно, что хотел бы, чтобы они вместе со своими вторыми половинами остались, предполагая, что вам захочется допросить их. Я взял на себя смелость, предложив им подождать в Библиотеке. Надеюсь, это приемлемо.
- Я всегда мечтал допрашивать целая кучу подозреваемых в Библиотеке, - тоскливо ответил я. - Еще бы пенковую трубку и шляпу...
- Сюда, сэр.
Тем же путем мы вернулись к лифту, а потом еще большим количеством коридоров и переходов прошли в Библиотеку. Я был настолько запутан, что не смог бы найти выход даже под дулом пистолета. Я начал всерьез задумываться о том, чтобы оставить за собой хлебные крошки, или разматывающуюся длинную нить. Или вырезать стрелки-указатели на полированных деревянных понелях. Но это было бы грубо, а я ненавижу прибегать к грубости в середине дела. Так я брел следом за Гоббсом, любуясь великолепными произведениями искусства по сторонам и тихо надеясь, что он не начнет вдруг просить меня узнавать их. Вокруг по-прежнему было не много людей, за исключением редких слуг в униформе, спешащих мимо с опущенными головами. В коридорах было так тихо, что было бы слышно, как пернула мышь.