— Вряд ли с этим соглашусь. Хотя мне всё равно, что с тобой случится, — солгала она.
Заметив её откровенную ложь, он улыбнулся.
— Именно. Точно как и я не пойду на Урсулу войной, чтобы спасти тебя. Это было бы недостойно мужчины моего положения. Не говоря уже, что участие в спасении женщины создаст плохой прецедент. — Он скривился от досады. — Ты ведь знаешь, что мне противна галантность. Она рушит мой образ.
— Как и кроссовки абрикосового цвета, которые ты носил на прошлой неделе, — сказала она сквозь слёзы.
Он скривил губы в отвращении
— Не напоминай. Я планирую провести крупную кампанию по восстановлению моего дурного имени. Представляешь — я нервничаю, одеваюсь и веду себя, как чёртов дурачок? Надо дать себе пощёчину. И сжечь гардероб. Рана от того, что я избавился от всего демонического нижнего белья из крокодиловой кожи, ещё не затянулась.
Пока Люцифер разглагольствовал, что же ему придётся исправить — начиная от того, что он пел сопрано, хотя никто не давал ему по яйцам, до страшного момента, когда он помог пожилому демону перейти дорогу — Гея воспользовалась моментом остановки времени и собралась. Буквально.
Да, Люцифер остановил время — ради неё — благодаря чему из неё перестал течь сок… то есть кровь. Название зависело от того, кто ей занимается. Неё нравилось издеваться над учёными. Раны от трезубца не опасны для жизни, больше нет, но нанесены с умом. Гея сморщилась от боли, когда рана разошлась, и Люцифер крепче её обнял. Замерев в моменте, который очень хотела запечатлеть в янтаре, Гея позволила себе расслабиться и обрадоваться возвращению Люка.
Наконец, он раскусил её уловку и перестал говорить о себе.
— Ты закончила откладывать неизбежное.
Нет. Ей ещё немного хотелось пооттягивать.
— А что неизбежного?
— Ты у меня на коленях, прыгаешь на моём члене, радуясь возвращению.
Звучит весело.
— Не знаю, радость ли это, — поддразнила она с улыбкой. — У другого тебя были безупречные манеры.
— Какой ужас! А ещё он опускал сиденье в туалете.
— Знаю, — сказала она с ухмылкой. — Персонал всё время подкалывал, что я завела себе девушку. — Она за это скормила их розам. — Всё ещё не верю, что это ты.
Осталось лишь исцелиться — по крайней мере, ей осталось лишь воспользоваться корнем из сада. Гея притянула Люка к себе. Как истинный Люцифер он рухнул на неё, прижимая всем весом. Ей это понравилось, но ненадолго, дышать всё же нужно. Спустя мгновение, она оттолкнула его со вздохом и расстройством. Люцифер оперся на локти.
— Ты уже закончила пачкать мой песок своими телесными жидкостями? Если мне не позволено дарить тебе органический жемчуг, который ты бы носила прилюдно, тебе нельзя пачкать мой пляж.
— Уж простите, Ваше Величество, что истекаю кровью до смерти.
— Очевидно не до смерти, иначе мир бы содрогнулся от моего гнева. — На мгновение у него потемнели глаза, становясь бесконечной ледяной глубиной ночи и смерти. — Если ты закончила изображать королеву драмы, убери свою задницу с моего пляжа и сядь мне на колени.
Люцифер сел на песок, щёлкнул пальцами и то, на чём он сидел, превратилось в трон из песка.
— Король пляжа? Серьёзно? — сказала она, стоя на песчаном помосте.
Удобнее устроившись, он потянулся к ней и усадил к себе на колени.
— Вообще-то я думал над Королём сёрферов.
— Но ты не сёрфишь.
— Пока! — возразил он. — Я знаю приспешника, который мог бы меня научить.
— И я знаю девушку, которая идеально ему подойдёт, — сказала она, понимая игру в сватовство, которую Люк любил вести. Зачем играть со смертными жизнями, когда демоны и другие обитатели Ада намного интереснее? — Не могу поверить, что ты вернулся и что ты — это ты. Урсула сказала, что сердце в твоём теле всегда было твоим. Но она, должно быть, лгала. Ты вырвал его из груди? — Она положила руки ему на грудь, отметив твёрдость мускулов под чёрным шёлком, и ощутила ровное биение под ладонью.
Люк уловил её удивлённый взгляд.
— Моё сердце ещё там и продолжает пытаться утянуть меня обратно на добрую сторону.
— Хочешь сказать, что опять можешь стать нюней? — Она не сдержала панику.
— Нет, думаю, что теперь я в безопасности. Ещё пару дней коррупции и сердце почернеет так, что прогонит этого вежливого ублюдка.
Гея просто смотрела на него, радуясь родным морщинкам хмурости, порочной улыбке и жёстким чертам лица, которые просто кричали: «Да, я мудак, но за это ты меня и любишь». И она любила. Как и он любил её. Доказательством этому служило то, что он вернулся, увидев, как она едва не умерла. «Интересно, я должна быть польщена тем, что пробудила в нём мудака?»