После первых вылазок — ночью и днем — Михайла, как-то быстро втянулся. Если сначала относился ко всему этого с опаской и настороженностью, то теперь просто исходил энтузиазмом. Правда, все его порывы, в конечном, итоге сводились к одному — к изъятию у сельчан или торговцев алкоголя всего и в любом виде.
— Ну, господине, целую же повозку бочонков везут. Смотри, одни монахи только. Таких соплей перешибить можно, — канючил он за плечом Дмитрия, когда они сидели в засаде у торгового тракта и увидели первый монастырский обоз. По весенней грязи лошади-доходяги с трудом тащили шесть повозок, в одной из которых, действительно, виднелись небольшие бочки. — Шагнем их, как следует. Апосля же вон ту повозку в лес умыкнем. Там же медовуха или брага, всем своим нутром чую, — холоп все порывался вскочить на ноги из их неглубокого окопчика и броситься на обозников. — Ухнем пару раз, саблями свистнем, они сразу все побросают.
Дмитрию пришлось его ногой пнуть за излишнюю резвость. Не хватало еще днем разбойничать. Под вечер еще куда ни шло.
— Ты, дубина стоеросовая, на небо посмотри. Солнце еще стоит. Тут все видно, как на ладони. Вмиг опознают, — прошипел парень на него. — Сиди и не отсвечивая. Запоминая лучше, кто, куда и чего везет. На будущее пригодится… Кстати, напомни-ка, чего мы там за седьмицу «нахомячили»?
Обиженное лицо Михайлы тут же просветлело. Еще бы не радоваться. В лесном схроне у них столько было товару свалено, что челюсть могла отпасть от удивления. Только пальцы загибая, когда считать начнешь.
— … Так, Митрий Ляксандрыч, много, всего и не счесть. Одних отрезов с тканью только пяток штук взяли, — довольно проговорил холоп, наконец, отрывая взгляд от вожделенного обоза. — Копченной дичины почти целый воз. Две бочки соленых грибов. Столько же большущих осетров. Вот такенные были, — как заправский рыбак, Михайла начал руками показывать размер каждой рыбины. Учитывая, что детина он был немаленький, рыбины тоже получались просто чудовищными. Где-то за полтора метра смело выходило[1]. — Зерна взяли десяток мешков по три пуда каждый. Маслица и меда по восемь ведер…
Дмитрий же, то и дело косясь на торговый тракт, мысленно потирал руки. Пока все шло по его плану. Пугая жителей местной округи, он медленно пополнял свои продовольственные запасы. Получалось даже немного подкармливать своих крестьян, особенно семейных или с хворыми детьми. Каждые несколько дней раздавал таким семьям продуктовые пайки — мешки с крупой, парой килограммов копченой птицы, несколькими горстями сушеных грибов, по кувшинчику меда и по фунту сушеных сухарей. Всякий раз при такой раздаче громко говорим, что за все это нужно благодарить местного игумена. Мол, тот, услышав про голод и бескормицу, дал ему в долг немного денег. Те тут же принимались яростно креститься, многие вставали на колени, руки старались поцеловать.
— Ладно, хватит. Ясно, что набрали уже лишнего. Столько и не нужно, — Дмитрий махнул рукой в сторону разошедшегося Михайлы. Тот так разошелся, что уже перешел в своем перечислении к всякого рода захваченным шмоткам: тулупам, портам, шапкам, сапогам. — Ты, кстати, узнавал про Скуратова? Как он там, не готовит новый поход по нашу душу?
Вопрос был далеко не праздным. Разведка в их деле была наиглавнейшим делом. У Михайлы, как раз, из родового села Скуратова была бабенка знакомая. Вдовая с дитем жила в избенке. Вот он и хаживал к ней с гостинцами. Мальца подкармливал, ее обхаживал. Мир и согласие, как говориться. У нее-то он и все выспрашивал про барина: чем тот занимается, куда собирается, сколько у него боевых холопов, есть ли пушки и ружья.
— А то получится, как в прошлый раз, — вздохнул Дмитрий, вспоминая одну из не самых удачных вылазок на «большую дорогу».
Это было, кажется, на второй или третий день, как они затеяли свои разбойничьи нападения. Все у них получалось: крестьяне бежали при виде них, одетых в бандитские наряды; обозники бросали свое имущество. Решив, что им море по колено, они расслабились. Скуратов же в этот самый день решил навести порядок на своих землях. Собрал всех своих боевых холопов, дворню, мужиков из села. Вышло у него под шесть десятков человек, вооруженных и ружьями, и пистолями, и саблями, и дубинами, и кольями. И начала вся эта орава гонять Дмитрия с Михайлой вдоль торгового тракта, как бешеных лис. Едва живьем не взяли. Если бы не Дмитрий с перепуга не превратили небольшое озерцо за сними в спирт и не поджег его, взяли бы их «тепленькими». Потом почти сутки в бане отлеживались, и царапины с ушибами зализывали.