— Что молчишь? В раннюю встречу, помниться, хорошо лаялся, пасть так разевал, что далеко слышно было. А чичас помалкиваешь, — щерился Кабатчик так, что его кривой шлам на щеке покраснел и растянулся, сделавшись еще больше. — Может пощекотать тобе ножичком?
Дмитрий все равно продолжал молчать. А, собственно, о чем было говорить? Он лихорадочно искал выход из этой западни. Мозг предлагал один вариант за другим, но тут же отвергал их. Как на грех, его секретное оружие было совершенно бесполезным. Плюнуть он не мог — в голове был страшнейший сушняк, помочиться тоже не выходило — не хотелось просто.
— Давай, сказывай. Больно мне интересно, откель ты такое знатное вино взял, что в кувшинчике было? Ну? У купцов что ли стырил? Мыкитка, пни-ка яго, чтобы голос появился
Радостно гогоча, к нему подошел щербатый бандит и от души пнул, попав по ноге. Чуть, падла, ногу не сломал. Хотя хрустнуло сильно, может и сломал.
— Надумал, сукин сын? Я ведь, падаль, чуть жизни из-за тебя не лишился. Бочку твою повез самому боярину Воротынскому. Думал, таким подарком поклониться, чтобы заручиться его милостью. Он же приказал мне плетей дать, — кабатчик поморщился, с гримасой боли потирая свой бок. Похоже, туда тоже ему «прилетело». — А ведь мог и совсем жизни лишить. Еле-еле упросил его. Много грошей обещал… Так что поиздержался я. А ты должен мне. Говори, откуда вино?
Подвинулся еще ближе. Схватил парня за волосы и потянул голову назад, обнажая его шею. Клинок финки коснулся шее и медленно заходил из стороны в сторону: туда-сюда, туда — сюда.
— Говори, иначе как хряка зарежу, — зашипел Емелька Кривой, брызгая вонючей слюной.
Все, похоже. Дмитрий замер, едва дыша. Кабатчику достаточно было одного движения, чтобы перерезать ему горло.
И тут ему на глаза попалась свечка, стоявшая на глиняной тарелочке. Обыкновенная сальная свеча, каких много: немного скособоченная, оплывшая, почти огарок. Еще час с небольшим и свеча полностью растает. Стоявшая на столе, рядышком, она и виделась ему спасением.
Сердце у парня забилось, как сумасшедшее. Нашелся выход! Он почти спасен! Нужна лишь вода, с помощью которой все вокруг зальет огнем!
— Кхе… Кхе… — прохрипел парень, с трудов выталкивая из осипшего пересохшего горла слова. — Скажу… Все скажу… Вино есть… Много хорошего вина из Испании. Батька из похода привез. Целая бочка. Ведер десять… Слышишь?
Клинок, холодивший шею, исчез. Емелька Кривой заинтересованно глядел его в глаза, правда, далеко не убирая ножик.
— Ну? — буркнул кабатчик в нетерпении.
Раскашлявшись, парень не сразу ответил.
— Воды дай… Горло пересохло. Говорить совсем не могу, — просипел Дмитрий, кивая на деревянное водой, что стояло в стороне на лавке. — Пить, говорю, дай.
Кабатчик кивнул щербатому, что стоял рядом. Тот быстро принес большую кружку воды и стал поить Дмитрия.
— Хватит. Потом еще получишь, — в раздражении буркнул Кабатчик. — Говори… Чего щеки надул?
Набравшие полные щеки воды, Дмитрий резко качнулся в бок, чтобы свеча оказалась между ним и врагом. Никто даже среагировать не успел, как он с силой выплюнул то, что у него было во рту.
Широко разлетающиеся брызги чистейшего медицинского спирта полетели в сторону свечи, достигнув которой тут же обернулись ярким огненным веером. Капельки жидкого огня попали на стол, лавку, покрытый грязной соломой пол, закопченную стену. Часть вспыхнувшего спирта облепила Кривого, от неожиданности свалившегося с лавки на спину.
— А-а-а-а! Воды! Воды! — истошным голосом вопил Кабатчик, на глазах превращавшийся в живой факел. — Мыкитка, воды лей! Воды!
Куда там. Какая к черту вода? Внутренности прокопченной избушки мигом занялись. Пересохшие доски стола, лавки, вонючие тряпки вспыхивали, как порох. А тушить человека, облитого горящим спиртом, вообще, гиблое дело. Тут шуба смогла бы помочь, но кто о ней в этот момент думал.
Дмитрий, набрав в грудь воздуха, вскочил с места и бросился к выходу. По пути сбил неповоротливого Мыкитку и башкой снес дверь.
-//-//-
Небольшая светелка погружена в полумрак. Горит лишь пара крошечных свечек, от которых больше копоти и чада, чем света.
У стены на узком ложе, покрытом пуховой периной, лежит неподвижное тело юноши, едва прикрытое толстым покрывалом. Черты его лица заострились, как бывает при тяжёлой болезни. Дыхание еле ощущалось.
Вдруг скрипнула дверь, из-за которой выглянула маленькая головка в платке. Девица, хитрым выражением лица напоминавшая любопытную лисичку, внимательно оглядела комнату и, убедившись в отсутствии посторонних, прошмыгнула внутрь.