Студенческий Городок сам по себе нельзя назвать спокойным местом, даже если на минуточку закрыть один глаз, а другой прищурить. Адепты Магической Академии Одаренных Господ просто не дадут этому мнению за ним закрепиться. Поэтому-то городские власти в свое время, когда еще в академии имели право обучаться исключительно аристократы, и перенесли за черту города хваленную альма-матер отпрысков богатых семей, выделив ей внушительную территорию под бесчинства молодежи, разумно рассудив, что иметь под боком кучку необученных, но фонтанирующих силой магов может оказаться чревато последствиями.
За долгие годы своего существования вне Йорббурга МАОГ успела обрасти улицами, домами для преподавателей и персонала, лавками и магазинами, трактирами, парком, собственным кладбищем (для особо неудачливых) и, конечно же, высокой стеной, которая укрывала все это великолепие от внешнего мира. Позже с разрешения ректора городской совет перенес на территорию академии еще две школы для детей владеющих магией. Вот так вот неторопливо и шутя вырос Студенческий Городок к вящей радости студентов и жителей Йорббурга, ведь ни те, ни другие больше не мешали друг другу. Кстати, наш дом-интернат тоже не для совсем обычных деток, что пожалуй и послужило главной причиной тому, что нас все же решились приютить в Студенческом Городке после того, как старый интернат подожгли неизвестные, и сироты с немногочисленным составом воспитателей оказались на улице.
История вышла крайне темная и скверная, надо признать, ведь не смотря на заявление властям о поджоге, расследование ни к чему не привело, и неизвестные пироманы так и остались безнаказанными. Следствие зашло в тупик, мы остались без крыши над головой, а все наше богатство составило пепелище, и директору интерната ничего не оставалось делать кроме как идти на поклон к ректору МАОГа с просьбой принять под свое крылышко погорельцев, после того как власти развели руками на закономерный вопрос: «А нам-то что прикажете делать?». Первые два месяца приходилось совсем при мерзко, ибо смотрели на нас как на иждивенцев и разве что не попрекали куском хлеба.
Оно и понятно, нарисовались на пороге не понять кто, ни роду знатного, ни фамилий громких, ну чисто голодранцы. Отмели себе аж целое здание старой больницы, которое хотели снести и построить там нечто вроде клуба под нужды магов боевиков, как раз-таки для боев с тотализатором. Одежду отобрали поддержанную, которая годится разве что собакам на подстилку. Ну и все в таком духе. А особо недовольные детишки и преподаватели школ пытались даже надавить на ректора через попечительский совет, науськав тех на нашу честную компанию, мол, толку от нас мало, и вообще, деньги они отчисляют не для того, чтобы всяких беспризорников кормить-поить. Но к чести главы академии тот быстро приструнил всех недовольных, напомнив, что выплаты идут на обеспечение знатных чад всем необходимым на высшем уровне, как они и привыкли, а также на покрытие ущербов причиненных академии ими же. Что касается сирот, то за их содержание платит казна государства, оттуда же выплачивается жалование и воспитателям. В общем, бунт был подавлен, и хотя это не спасает от косых взглядов и злых языков, зато никому в голову не придет делать нам гадости в открытую, а уж диверсиями мы как нибудь разберемся.
Теперь же кое-как перетоптавшись несколько месяцев без гроша в кармане на голую милость неравнодушных коллег, которые близко к сердцу приняли нашу беду и помогали чем могли, я заслуженно предвкушала все прелести дня зарплаты, представляя, как проведу выходные, решу оставшиеся проблемы в Йорббурге и буду окончательно свободна от долгового ярма…
- Кира, а тебе обязательно так на долго уезжать? – выдернул меня из задумчивого состояния обиженный детский голосок.
Рядом со скамейкой, которую я облюбовала как удобный наблюдательный пункт за шустрой малышней, стоял и взирал на меня глазами обиженного ежика Соул. Мальчишка нервно притоптывал обутой в сандалик ногой и сверлил таким требовательным взглядом, что я себя почувствовала, как минимум неверной женой застигнутой на горячем.
- Душа моя, ты сам прекрасно знаешь, что мне в любом случае надо в город. – со вздохом вновь принялась объяснять ребенку всю необходимость отлучки. Разговор этот повторялся из раза в раз на протяжении трех недель, то есть с тех самых пор как стало известно о знаменательном событии. С одной стороны это порядком раздражало, но с другой я понимала, что паренек очень переживает предстоящую разлуку, ведь раньше более чем на пару дней мы не расставались, а тут сразу целых пять дней друг без друга.