Этта выслушала ее и спросила:
— Чего ты от меня хочешь?
— Дай мне какой-нибудь травы для вечной любви, чтобы он меня никогда не покинул.
— Сомневаюсь, что такая трава существует, — ответила Старая Этта: — Но, думаю, у меня есть средство, которое тебе поможет.
— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, дай его мне. Не важно, сколько оно стоит.
— Ах, только послушайте! Цена ее не заботит! — старуха беззубо ухмыльнулась Бетани: — Разве мама не учила тебя, что за все приходится платить, девочка?
Старая Этта, не дожидаясь ответа, подошла к столу, уставленному горшочками и банками. Взяла по щепотке из трех горшков и бросила их в мешочек из небеленого льна.
— Сунь его на ночь себе между ног, — сказала она, отдавая мешочек Бетани: — Это подействует. Я обещаю.
— Спасибо, — сказала девушка и, заплатив Этте, поспешила домой.
Она сделала так, как велела старуха, и уснула с мешочком, полным горьких трав, в лоне. Герцог не явился на следующий день, на другой, на третий, а когда, наконец, приехал, Бетани решила, что колдовство старухи исчезло. И все же, едва он лег с ней, она убедилась: покупка была не напрасной.
— Бетани, — сказал герцог: — Я люблю тебя.
— Правда?
— Бетани. Я люблю тебя.
— Это прекрасно, но…
— Бетани. Я люблю тебя.
— Пожалуйста, скажи что-нибудь другое…
— Бетани. Я люблю тебя.
Он не мог. В голове остались только эти слова. Он шептал их вновь и вновь, пока не охрип. Шептал и любил ее, снова и снова, и снова. Вскоре она устала от его страсти и бесконечных уверений, и оттолкнула его.
— Бетани. Я люблю тебя, — сказал он, когда девушка выбралась из-под него.
— Бетани. Я люблю тебя, — повторил он, выйдя с ней за кладбищенские ворота, не сознавая, что возбужден и наг.
— Бетани. Я люблю тебя, — повторил он, следуя за ней по деревне — до двери дома, которую она захлопнула перед его прекрасным лицом.
Там слуги и нашли его час спустя: он сорвал голос, уверяя ее в любви — вместо слов с губ струилась кровь. Они прикрыли его наготу и забрали в замок.
Охотники на ведьм явились за Бетани на следующее утро — с угрозами, вилами и огромным перечнем чародейств, за каждое из которых могли отстегать кнутом, заклеймить и сжечь.
Бетани обвинили в служении дьяволу. Конечно, она это яростно отрицала. Они вздернули ее на дыбу. Вскоре она созналась во всем.
Бедную Старую Этту сожгли — быстро и без суда. Слишком много мужчин и женщин, богатых и знатных, пользовались ее любовными напитками и ядами, чтобы дать ей возможность заговорить. Но смерть Бетани не была столь легкой и милосердной.
Шесть ночей ее держали в темнице, пока, наконец, она не услышала скрип ключа в замке. Тяжелая дубовая дверь распахнулась, и мужчину, изможденного и дрожавшего, внесли в грязный альков. Лишь когда он заговорил, она узнала его.
— Бетани. Я люблю тебя, — прохрипел он.
Это был Герцог! Боже, подумала она, только взгляните на него! Как страшно он изменился! Высох, исхудал. Красота исчезла, юность ушла — за пару недель — и все из-за любви. Его постоянные признания, конечно, не могли ее спасти.
Бетани привели в огромную комнату пыток со множеством разных кошмарных инструментов. Она увидела дыбу, на которой ее растягивали, жаровни и раскаленные добела клейма, грузы и веревки для страппадо, обычную гарроту и топоры, чтобы отрубать руки и ноги и сносить головы.
А еще там была железная дева, называемая иногда нюрнбергской — огромный шкаф в форме женщины, в который помещали жертву, предавая ее долгой мучительной смерти. Закрывшись, дева пронзала ведьму расположенными внутри шипами.
Герцог простер руку к чудовищному орудию.
— Бетани. Я люблю тебя, — сказал он. Хотя с его губ срывались только слова страсти, жест был ясен. Он приговорил ее к смерти, и хотел видеть, как она умрет внутри железной девы.
Священник воззвал к господу. Бетани потащили к деве. Но молитвы не заглушили безумных речей герцога.
— Бетани. Я люблю тебя.
— Бетани. Я люблю тебя.
— Бетани. Я люблю тебя.
Они закрыли железную дверь. Когда шипы вошли в ее плоть, она закричала — вопль заметался в жаркой темнице.
Усевшись рядом с девой, раскачиваясь, герцог продолжал свою любовную литанию, в то время как кровь Бетани сочилась из щелей кошмарного инструмента. Лишь когда тонкие красные струйки коснулись его сапог, он умолк и дал себя увести.
В полной боли тьме, пропахшей кровью и внутренностями, Бетани услышала голос: