Она носила одежду огненной расцветки, перехваченную на слоновьей талии длинной белой веревкой. Ее лоб цвета черного дерева разъедал пот — наверняка она только что вышла из состояния транса.
В ее жилище лежало плотное облако благовоний с запахом цветков апельсинового дерева. Желтые языки пламени свечей плясали вокруг стоящей на ковре клетки с канарейками. Птички неподвижно сидели на ветке, будто сделанные из раскрашенного гипса.
Она предложила мне кресло с плетенным из ротанга сиденьем.
— Я чувствую в твоей квавтиве плохое. Очень плохое, Даду. Не входи туда!
Едкая соль сжигала ее сморщенные губы. В бездонной пещере ее рта сталактитами торчали редкие обломки зубов.
— Какого рода? — с любопытством поинтересовался я.
— Дьявол, Даду! Человек без лица! Он пришел на Землю, чтобы распространять зло! — Она крепко поцеловала распятие с оловянным Христом. Затем подняла клетку, птички вылетели, образовав облако перьев, и уселись на юкку, тесно прижавшись друг к другу. Их глазки, словно угольки, сверкали в рассеянном свете.
Меня ни с того ни с сего до костей пробрал озноб.
— А на что похож этот дьявол, Дуду? И почему он прячется в моей комнате?
Она отправила себе в глотку два добрых глотка бурбона — сорокапятиградусного виски «Four Roses». Ее передернуло, и старая шея раздулась, как у черепахи, когда та втягивает голову под панцирь.
В ее взгляде мне виделись когти тигров, разверстые пасти змей, челюсти пауков-птицеедов, я увидел в них первобытный, звериный страх, охристую смесь ужаса и непонимания.
— Не могу сказать, Даду. Просто знаю, и все тут. Не входи туда.
— Я буду очень внимателен, обещаю тебе.
Я поднялся и сквозь туманную пелену благовоний направился в сторону двери. Старуха разразилась рыданиями:
— Даду, я слышу, как они завывают…
— Да кто? Собаки? Все еще воют?
— Воют. Они воют днем и ночью, Даду… Они никогда не оставляют меня в покое… Приходят ко мне даже во сне… — От следующего глотка виски у нее перехватило дыхание. — Ну что же, Даду, иди. Иди, но будь внимателен.
Я осторожно закрыл за собой дверь. Хоть я не верил в эту галиматью, все же, прежде чем войти в гостиную, вытащил свой «глок».
Ничего не изменилось: печаль и покой продолжали свой нелепый поединок на всплесках тишины.
Ворочаясь в постели, я волей-неволей стал сравнивать это чудовищное убийство с наводящими ужас словами Дуду Камелиа. В ее взгляде я различил нечто, что невозможно симулировать, обладающее реальной мощью пугающее предчувствие. Я подумал о канарейках, об их кружащихся в воздухе желтых перышках, о неизбывном мраке жизни старой женщины. Несмотря на тепло постели, от внезапного приступа страха волоски на моем теле встали дыбом.
У меня в мозгу, вызывая шквал вопросов, вертелся разговор с лейтенантом Сиберски. Не припомню, чтобы мне когда-нибудь случалось обнаружить столь зверски изувеченное тело. Помимо причиненных жертве чудовищных страданий, на память приходила также сложность создания мизансцены и ее невероятная подготовленность. Фантастическая энергия, которую должен был потратить убийца, чтобы соорудить свою систему блоков и прицепить к ним тело, ошеломила меня. А все эти продуманные детали, нарочито оставленные как послание? Монетка во рту, вырванные и воткнутые обратно глаза, деревянные клинья между челюстями?
Наконец этот мрачный хоровод мыслей оставил меня, и я отбыл с караваном сна, а с горизонта к небу уже тянулись первые лучи зари.
Глава вторая
С трудом проснувшись, я принялся за почту, накопившуюся в компьютере за время моего пребывания в Лилле. При помощи технологий и возможностей Интернета я приобрел уйму безликих и безымянных друзей, далеких, но все же таких близких мне. Имена пользователей Интернета, недоумевающих по поводу молчания Сюзанны. Я так и не решился ответить им, признаться, что моя жена пропала и что спустя полгода я, комиссар Центрального управления судебной полиции Парижа, по-прежнему не знаю, жива ли она еще.
Заголовок последнего сообщения, безлико подписанного «ХХХ», окатил меня адреналиновой волной: «Ну, понравилось тебе?» Когда, открыв письмо, я обнаружил цифровую фотографию фермера, внаклонку собирающего свеклу на своем поле, я решил, что имею дело с шутником.
Однако текст, помещенный под картинкой, оказался вне пределов моего воображения.
Дорогой друг, я просто хотел поделиться с тобой письмом, только что отправленным мною матери очаровательной барышни, с которой ты недавно встречался. Мне будет очень обидно, если она не пришлась тебе по вкусу, потому что я потратил чертову уйму времени, чтобы обработать ее. Буду рад новой встрече…