— Это тебе, Франк! Острый пар, Basset Lowke тысяча девятьсот пятьдесят девятого года! В идеальном состоянии! Это моя, но она не подходит для моей новой железной дороги, так что дарю. Я назвал ее Куколка.
Отсутствие моей реакции удивило его. Страсть к железной дороге, которую он передал мне, как и интерес ко всему остальному, покинула меня с тех пор, как в моей квартире воцарились пустота, тишина и скорбь.
— Прости, Тома, но я уже не в теме. Сейчас паровозики и я — дело прошлое… Знаешь, мне теперь вообще ничего не интересно…
— Куколка — это совсем другое дело! Этот паровозик — какая-то волшебная штука, ты должен попробовать! Я уже заправил горелку бутаном. Добавишь капельку масла и воды в тендер, и она катается целый час. Вот увидишь, у нее такой успокаивающий гудок, ее общество приятно. Она будет поднимать тебе настроение в трудные минуты…
Он поставил модельку на стол.
— О Сюзанне по-прежнему ничего? — Он взял меня за руку, как старший брат.
— Ничегошеньки, ну вообще ничего. Ни малейшего следа нападавшего. Если бы у меня была хоть какая-нибудь зацепка, улика, чтобы я понял, жива она или нет! Что за мука — пребывать в сомнении, в постоянном страхе вот так, случайно, на повороте тропинки наткнуться на труп собственной жены… Я ужасно боюсь будущего, потому что завишу от информации, которой не владею… судьба моя практически в руках похитившего ее подонка…
— Рано или поздно ты узнаешь правду.
— Всем сердцем надеюсь. — Я сделал вид, что задумался о другом, и скорчил некое подобие жалкой улыбки. — Послушай, оставайся, делай с моим компьютером все, что нужно. А мне надо уйти. Если хочешь, днем пообедаем вместе. Зайди за мной на Набережную, поедим в «Вер-Галан». Ты со своей Йенней не договаривался?
— С Йенней? Да я целыми днями жду ее! Она, словно северное сияние, исчезает с утра, чтобы вновь появиться только вечером. Ладно, значит, в полдень… Я за тобой зайду. — Он прокашлялся. — Франк, как ты думаешь, что может быть в этом скрытом послании? Если он хочет что-то сказать нам, почему бы не заявить об этом открыто?
— Тома, вот ты богат, у тебя есть миллионы. Зачем ты по-прежнему ходишь в казино, зная, что рискуешь все потерять?
— Чтобы… наверное, ради возбуждения, доставляемого мне игрой?
— Вот и ответ на твой вопрос.
Свою шахтерскую карьеру мой дед закончил бригадиром горных мастеров в шурфе-13 в Лоос-ан-Гоеле. Подростком он начинал чернорабочим, потом стал забойщиком, крепильщиком, откатчиком, починщиком, мастером и, наконец, бригадиром мастеров. Вообще говоря, глыбы угля брали тебя в плен на добрую половину жизни, и если удавалось избежать смертельного поцелуя рудничного газа, то тебя непременно губил силикоз.[12] Если уж суждено было родиться под землей, то и умрешь под землей, и дети твои умрут под землей, в пасти чудовища. Но только не мой дед…
Пятнадцати лет хватило ему, чтобы вскарабкаться по иерархической лестнице, и никогда в жизни он не надеялся на удачу или случай. Этот маркшейдер из шахтерского поселка знал дни рождения всех своих начальников, масть их собак, не говоря уж об именах детей и жен, с которыми он старался повстречаться у пекаря, трактирщика, прачки, чтобы расхвалить достоинства мужей и их невероятную способность управлять людьми. По праздникам, даже в самые тяжелые времена, когда не хватало супа и хлеба, он никогда не забывал отправить своим более зажиточным коллегам бутылку можжевеловой. Так что его одурманенные винными парами начальники, пусть неосознанно, были благодарны моему деду, подарившему им радость забвения…
Он называл это «методом доходного пожертвования» и частенько твердил мне:
— Если ты пробуждаешь в собеседнике огонь, от которого начинают блестеть его глаза, если заставляешь сильнее биться его сердце, значит ты можешь превратить его в самого верного союзника. Отныне у тебя будет не две руки и две ноги, а четыре, потому что, когда потребуется, он всегда окажется рядом с тобой.
Когда в 1978 году он скончался от рака, на его похоронах присутствовало пятьсот человек.
В отличие от него я не использовал «метода доходного пожертвования», чтобы взобраться по иерархической лестнице. Зато вовсю прибегал к нему, чтобы в нужный момент около меня оказались нужные люди.
Следственный судья Ришар Келли был большим любителем хорошего шоколада. Таких гурманов, как он, в мире существует не более десятка. Хотя его кабинет всегда выглядел безупречно и стерильно, как морг, где-нибудь в уголке обязательно валялась начатая плитка перуанского, яванского или карибского шоколада, настоящего шедевра из какао-бобов. Он заказывал его напрямую у известных производителей, будто речь шла о бриллиантах чистой воды. Так что я запасся плиткой одного из тех, что он любил больше всего, — шоколадом, сделанным из бобов, растущих в Южной Америке, на островах залива Гуанаиа. Забавно было видеть, как подпрыгнул его кадык, когда я выложил на стол расчерченное на квадратики сокровище.
12
Силикоз — наиболее распространенный и тяжело протекающий вид пневмокониоза, профессиональное заболевание легких.