Выбрать главу

Под властью образов и вспышек болезненных воспоминаний он тряс головой. Я был убежден, что мой собеседник рассказывает о собственном опыте.

— И знаете, что рассказал нам этот рабочий? — продолжал он, настойчиво ища моего участия. Капельки пота запутались в его бровях.

Я ограничился инквизиторским:

— И что же?

— Он признался, что, несмотря на боль, он никогда не испытывал подобного наслаждения, ощущения омерзительного ликования, чего-то, что толкало его желать повторения еще и еще… С этой дьяволицей он наслаждался, как никогда, хотя у него не было с ней ни малейшего сексуального контакта! По его рассказам, он достиг полного оргазма, усиленного отсутствием, неудовлетворенностью, постоянно повторяющимися приступами боли…

Отсутствие… Отсутствие сексуального контакта вызвало оргазм…

— А она, эта девица, получала такое же удовольствие?

— Она кончала при каждой пытке, которой подвергала его…

Стремление к наслаждению через культ страдания — вот что связывало убийцу и Розанс Гад. Тошнотворное желание переступить табу, выйти за предел переносимой боли. Способ достичь высшего блаженства, абстрагируясь от секса. Это объясняет тот факт, что Приёр не была изнасилована. Я спросил:

— Сколько мужчин прошло через ее руки?

Он подавился сидром. Забрызгал стол.

— Любопытство — это яд, так же как стремление к плотским наслаждениям. Что возбуждает больше, чем нарушение запретов, смелость зайти туда, куда никто не ходил? — Он взглядом указал на мое обручальное кольцо. — Скажите честно, комиссар. Вот вы женаты. Почему уголовка? Что заставляет вас копаться в самом гадком, что только есть в нашем мире, преследовать зло, жить в крови и страхе?

Мне было так же не по себе, как и ему. По принципу обмена хорошими поступками я должен был ответить ему столь же честно:

— Чтобы победить рутину, чтобы катапультироваться с ровной местности, по которой можно идти всю жизнь до самой смерти без сучка без задоринки. Да, мне нравятся погоня, кровь и запах убийцы. То есть одной части меня это нравится, и она, разумеется, является моей худшей, но и более сильной частью, той, что берет верх, как доминирующий близнец в материнской утробе…

Его губы растянула странная улыбка.

— Вижу, мы понимаем друг друга, комиссар. Все мы похожи, потому что все мы просто люди… Да, больше половины мужчин испытали на себе ее находки…

— И вы в том числе?

Он провел рукой по лбу и прикрыл ею глаза:

— Да…

— Как вы думаете, где эта девушка приобрела свои навыки садо-мазо? Она что-нибудь говорила, когда бывала с вами? Может, она читала специальные журналы? Она общалась с местными?

— Все, что она могла извергнуть во время своих игр садо-мазо, было чередой ругательств и оскорблений. Никто ничего не знал о ее жизни, кроме того, что она сама изволила нам сообщить… Это была грязная шлюха! Вонючая потаскуха!

Облокотившись о стол, я приблизился к нему:

— Послушайте, мне необходимо узнать о ней как можно больше. Может, вашим рабочим известны факты, о которых вы не знаете и которые могут оказаться важными для моего расследования. Я допрошу их, хотя наверняка наткнусь на скелеты в шкафу.

— Не ворошите дерьмо, комиссар, прошу вас. Каждый из нас мечтает забыть эту девку. Не впутывайте ребят.

— Что это вы так о них печетесь?

Он откинулся назад, положив затылок на спинку скамьи. Остекленевшие глаза неподвижно уставились в потолок.

— Потому что ни у кого из них никогда ничего с ней не было. Только у меня… У меня одного… — Он умолк, а потом добавил: — Хорошо бы вам повидать ее родителей. От них вы больше узнаете о ней… Я рассказал вам все, что знал…

* * *

Папаша Розанс Гад был не из тех, с кем приятно было бы встретиться вечерком в темном закоулке.

Дверь мне открыл громила с голым брюхом и поросшим лоснящейся шерстью торсом. В руке он сжимал окровавленный мачете, а со двора неслось истошное квохтанье перепуганной птицы. В мужике было не меньше метра девяносто, и в его ручище размером с полено режущий инструмент выглядел довольно смехотворно.

— Не лучшее время беспокоить людей, — бросил он, обдав мой костюм брызгами слюны. От него разило самопальным кальвадосом, горючей смесью, извергнутой из внутренностей ржавого перегонного аппарата.