– Этому малому едва перевалило за сорок.
– Проклятие! Похоже, вы убили не того.
– Молчите, Смит. Уже одно то, что я оставил жену вдовой, а ребенка сиротой, чудовищно. Только не говорите мне, что я убил невинного!
Чиун подскочил к телефону:
– Мужайся, Римо! Если ты и ошибся, то не по своей вине. – Кореец тотчас обратился к Смиту: – Немедленно возьмите все на себя! Римо подавлен. Нельзя оставить его наедине с трагедией.
– Но мои компьютеры не ошибаются, – глухо произнес Смит.
– Вот как? – горько изрек Римо. – Но на сей раз они ошиблись. Премного вам благодарен, Смит. Я тут обмолвился, что теперь сам буду проверять тех, кого вы мне заказываете... Забудьте, я вообще выхожу из игры. С меня довольно. Катитесь вы со своим КЮРЕ куда подальше.
– Римо, опомнись! – всполошился Чиун, хватая телефонную трубку. – Скажи императору Смиту, что ты погорячился! Смит, что вы сидите, как привидение? Скажите же что-нибудь моему сыну и наследнику, чтобы он не чувствовал за собой никакой вины!
– К черту! – рявкнул Римо и повесил трубку.
Харолд В. Смит застыл в своем кожаном кресле, невидящим взором вперившись в пространство. Казалось, он забыл, что все еще держит у уха телефонную трубку, из которой теперь доносились короткие гудки. Не обращал он внимания и на мастера Синанджу, который расхаживал по комнате, нервно теребя седой пух над ушами.
– Мой контракт! Этот белый недоумок сорвал замечательный контракт! – вопил Чиун.
– Мои компьютеры никогда не ошибались, – рассеянно пробормотал Смит. – Никогда.
Он вдруг превратился в человека, который вмиг утратил веру в разумное и логичное устройство мира.
Потрясение его было столь велико, что Смит не заметил, как мастер Синанджу вышел из кабинета.
Глава 5
Ураган «Элвис», краем задев Лонг-Айленд, устремился в Атлантику, где и выдохся, столкнувшись с холодным атмосферным фронтом. У него не хватало сил двигаться дальше. Он кружил над океаном, вздымая гигантские волны, а тем временем на побережье – от Истпорта до острова Блок – хлестал жестокий ливень.
Постепенно, однако, жизнь возвращалась в привычное русло. В пострадавших от урагана районах один за другим открывались аэропорты, и Римо первым же рейсом вылетел из Вилмингтона. Возможно, сказывалась погода – тяжелые облака и проливной дождь действовали угнетающе, – или виной всему было угрюмое, почти зловещее, выражение лица Римо – так или иначе, только ни одна стюардесса за все время полета до Бостона не осмелилась к нему приблизиться.
В аэропорту Логана Римо взял свою машину и покатил на юг, в Куинси. Домой.
Долгое время понятие дома для него не существовало. В те дни, когда он еще не сотрудничал с КЮРЕ, временным жилищем ему служили дешевые квартиры в Ньюарке, штат Нью-Джерси, а потом – комнаты в мотелях и гостиницах в самых разных точках Штатов. Не успевали они с Чиуном обосноваться в какой-нибудь квартире или доме, как им приходилось сниматься с места – таковы законы конспирации.
Последний год Римо называл домом бывшую церковь в псевдоготическом стиле, переделанную в кондоминиум. Чиун окрестил ее замком Синанджу. Здание действительно столь походило на замок, что на прошлых переговорах с Чиуном Смиту удалось убедить корейца, что оно построено еще до войны за независимость. Римо не слишком этому верил, однако постепенно освоился, и ему даже понравилось, что в его распоряжении теперь целых шестнадцать комнат, а также примыкавшая к церкви автостоянка.
Он думал об этом замке как о своем доме, и теперь, когда на душе у него кошки скребли, именно туда и лежал его путь.
Римо надеялся, что Чиуна там не окажется. Тот, по расчетам Римо, должен был отправиться в Вилмингтон, чтобы вразумить его. В тот момент Римо ни с кем не хотелось разговаривать. Пусть пока оставят его в покое. Ему было о чем подумать.
Загоняя свой синий «бьюик-купе» на стоянку, Римо думал о тех противоречивых чувствах, которые владели им последние двадцать лет жизни. С одной стороны, он сознавал свой долг перед родиной и КЮРЕ; с другой – чувствовал ответственность перед Чиуном и перед всем Домом Синанджу, который должен был унаследовать. Обычно мысль о том, что ему суждено стать первым белым властителем Синанджу, приятно грела душу, но в тот момент, открывая входную дверь, он не испытывал ничего, кроме странного опустошения.
Дверь открылась, и Римо вошел в дом.
В тот же миг к нему вернулись все его инстинкты, которые на время притупило владевшее им уныние.
Чутье подсказывало, что в здании кто-то есть.
На слух определив, что на первом этаже чисто, Римо бесшумно взлетел вверх по лестнице. На втором этаже отдаленное биение сердца стало более явственным, но он не узнал его. Второй этаж, впрочем, пустовал. Не было никого и на третьем.
Оставалась башня. Церковь – когда она еще являлась таковой – по странной прихоти архитектора увенчивал не обычный шпиль, а квадратная башня с бойницами. Теперь это были окна, обращенные на четыре стороны света.
На башню вела узкая каменная лестница.
Римо поднимался наверх, подобно черному призраку, абсолютно бесшумно, не посылая вперед импульсов страха, которые могли бы известить о его приближении.
Если кто-то проник в дом с целью грабежа, то он еще здорово пожалеет о своем намерении.
Дверь была приоткрыта. Римо оторвал ступню от последней ступеньки и проскользнул в комнату, готовый к встрече с любой опасностью.
Тут же выяснилось, однако, что он не готов. Какая-то неведомая сила схватила его за шиворот и отшвырнула к окну.
Застигнутый врасплох, Римо оторвался от пола и в буквальном смысле слова полетел – головой вперед – через комнату.
Только тут к нему вернулось его мастерство. Ухватиться – чтобы остановить свой полет – ему было решительно не за что. Окно было слишком широкое, так что он не мог раскинуть руки и зацепиться за края стены.
Тогда Римо закрыл глаза и усилием воли заставил себя представить, что тело его состоит из воздуха, заставил себя ощутить легкость в каждой его клеточке. Римо стал невесомым, точно пушинка.
Ударившись о стекло, Римо отскочил в сторону, как если бы был не человеком из плоти и крови, а комком нервов. Опустившись на корточки, он вскочил и вскинул руки, приготовившись к схватке.
– Входя в дом, ты был похож на буйвола, пробирающегося через болото, – услышал он ледяной голос.
– Кто здесь?
– Но потом показал, на что способен. Ты вошел как западный человек, но спас свою жизнь так, как это умеют делать только на Востоке. Ты обрел равновесие, и уже ничто – ни чувство вины, ни чувство стыда – не властно над тобой.
– Чиун, – произнес Римо и выпрямился в полный рост, – я ничего не понимаю. Я слышал биение сердца, но это было отнюдь не твое сердце! Я не узнал его.
– Я тоже не узнал человека, которого я швырнул, как мешок картошки. Это был не тот Римо, которого я учил, – отозвался Чиун. – Но я узнал того Римо, который сделал свое тело невесомым.
– Ты изменил биение сердца.
Чиун кивнул:
– Верно подмечено.
Чиун устремил на него непроницаемый взгляд. Он сцепил руки в замок на запястьях, и ладони скрылись под широкими рукавами тигрового кимоно.
В центре комнаты были расстелены два татами. Чиун указал на них острым подбородком:
– Если ты присядешь, я посижу вместе с тобой.
Римо колебался.
– Я хочу побыть один.
– Ты приехал сюда, потому что думал, твой учитель настолько глуп, что бросится искать тебя на краю света.
– Я не приехал бы сюда, если бы знал, что ты выследишь меня здесь.
– Я не жду благодарности от неблагодарного, но вправе рассчитывать на признание своей прозорливости.
Римо скрестил на груди руки:
– О'кей, ты меня опередил. Большое дело!
– Я всегда буду опережать тебя, Римо. И это очень большое дело. А теперь присядь.