— У нее, похоже, тормозов на передних колесах нет, — извиняющимся голосом сказал Красавчик.
Они вылезли из кабины. К ним неспешно подошел Брейтгаупт, протиравший нож какой-то тряпкой.
— Могли бы еще и языка привезти, — с легкой укоризной сказал ему Юрген.
— Много шуму, мало толку, — сказал Брейтгаупт.
«Viel Geschrei und wenig Wolle.»
Это сказал Брейтгаупт.
«Тоже верно, — подумал Юрген, — с водилы какой спрос? Да и отпустили уж одного. Сколько можно?»
— Потрясающий агрегат! — сказал Красавчик, осмотрев машину. — Как русская игрушка, вся из дерева. Смотри, подножки, брызговики, баранка, сиденья, кабина водителя, — он постучал по кабине, — это же вагонка! Как деревенский нужник, — у Красавчика были свои ассоциации.
— Фары тоже деревянные? — спросил Юрген.
— Нет, обычная, но одна. Наверное, из экономии.
— Будем надеяться, что двигатель тоже не деревянный, — пошутил Юрген.
— Будем надеяться, — сказал Красавчик серьезно. О машинах он не шутил. Это было святое. Он взял шланг, притороченный рядом с цистерной, понюхал. — Бензин! Я боялся, что будет ихняя солярка. — Он привстал на заднем колесе, обстучал пальцем цистерну. — Полная!
— Конечно, полная, — сказал Юрген, — он же в сторону фронта ехал.
— Ну, мало ли, заблудился, — сказал Красавчик.
— Как бы нам самим не заблудиться, — ответил Юрген и повторил раздумчиво: — Заблудимся. — Он уже размышлял о том, как им преодолеть русские посты на передовой. Прорываться на бензовозе — последнее дело. Вспыхнешь факелом от первой же попавшей в цистерну пули. Русские, в сущности, были правы, делая все, что можно, из дерева. Так и так сгорит, чего металл зря переводить.
Они проехали километра три без приключений.
— Стой! — раздался крик.
В свете фары возник солдат. В руках у него была русская винтовка. Из-под плащ-палатки торчали ноги в широких галифе, обмотках и ботинках. На голове — русская каска. Вместо красной звезды на ней был намалеван орел с повернутым налево клювом.
— Вот черт! — сказал тихо Красавчик, стягивая свою каску с головы.
Брейтгаупт, наоборот, надвинул каску еще глубже, вдавился в сиденье, приоткрыл дверь и соскользнул на обочину.
— С разума свихнулись? К фрицам едете. — Из темноты появился офицер в мундире с накладными карманами и погонами хлястиками. На четырехугольной фуражке с мягким козырьком красовалась кокарда все с тем же орлом.
— А вы кто? — крикнул по-русски Юрген.
— Первая дивизия Войска польского, — сказал офицер.
— Армия людова, — добавил солдат.
— Нам танкисты нужны, — крикнул Юрген и, наобум: — Третий батальон десятого полка. Не знаете, где стоят?
— Не знамо, — ответил офицер. — Русские — там, — он махнул рукой в противоположном направлении. — А там — фрицы. — Он показал рукой за спину. — Поворачивай!
— Заблудились, — сокрушенным голосом сказал Юрген. — Мы здесь не развернемся. Есть впереди… — Черт! Слово из головы вылетело. В самый ненужный момент. — Перекрестие?
— Сто метров. Може больше. Но там ничейная земля.
— Не сгинем! Ждите вскорости назад, — крикнул Юрген и шепнул Красавчику: — Давай вперед, я сказал им, что нам надо развернуться.
В кабину втиснулся Брейтгаупт. Он был молодцом, не начал палить почем зря. С ним это иногда случалось.
— Лихо ты с ними разобрался, — сказал Красавчик. — Это кто были?
— Поляки, — ответил Юрген.
— Откуда здесь поляки?
— Здесь везде поляки. Мы в Польше, Красавчик.
— Мы на фронте, Юрген, на Восточном фронте. Здесь есть только немцы и русские.
«Немцы, русские, немецкие русские, русские немцы», — принялся тасовать про себя Юрген.
* * *
Контратака им удалась на славу. Они смяли польскую кавалерийскую часть, раскатали три батальона русской пехоты и в пух и прах разнесли хозяйство танкового полка. «Викинги» потеряли пять машин, русские — около двадцати.
Они бродили по большой поляне, рассматривая разбитые, сожженные и просто брошенные танки.
— А это что такое? — спросил Фридрих, останавливаясь перед одним из брошенных танков, непривычно высоким. — Ни разу не видел.
— Ты вообще пока мало что видел, — сказал Юрген. — У тебя все впереди.
— Ты счастливчик, — сказал Красавчик, — будущее сулит тебе столько волнующих открытий! Нас-то уже ничем не удивить. Привет, Шерман. — Он похлопал танк по высокой груди. — Американский «М-4», — пояснил он Фридриху, — хорошая машина, особенно если ты внутри, а не снаружи.
— Откуда здесь американский танк? — удивился Фридрих.
— Из Америки, естественно, — пожал плечами Красавчик Он не видел в этом ничего удивительного. Их действительно трудно было чем-либо удивить.
Из башни «шермана» высунулся знакомый норвежец.
— На ходу! — сказал он, показывая им большой палец.
Он был из экипажа подбитого танка. И он вновь рвался в бой. Они все рвались в бой.
Они не сильно продвинулись. «Тигры», «пантеры», трофейные «шерманы» и «Т-34» — все они одинаково вязли в польской глине. Они сжигали остатки топлива и расстреливали боекомплект. Сверху на них непрерывно сыпались снаряды, у русских не было ни в чем недостатка, ни в пушках, ни в снарядах. Их рассекали и обходили кавалерийские части, копыта коней не так вязли в глине, как гусеницы танков.
Им пришлось отступить. Они окружали прорвавшиеся им в тыл русские части, а те в свою очередь окружали их. Получался слоеный торт. Юрген наконец понял, почему его называли «Наполеоном». Тот ведь тоже точно так же отступал из России. Слой французов, слой казаков… Теперь их, немцев, пытались размазать как крем и прижать сверху. Шалишь! Им это не впервой! Они знали, как действовать в таких ситуациях.
Они вырывались из обхвата и смыкали ряды. Они восстановили линию фронта и даже на какое-то время зацепились на их старых позициях. Но им пришлось вновь отойти. Русские пытались прорваться к Висле между Модлином и Варшавой, рассечь немецкие силы. Они рассеклись сами, по живому. Остатки «Викингов» стали отходить к Модлину, их батальон — к Варшаве.
Они огрызались огнем и контратаками и цеплялись за каждый бугорок, за каждый овражек. Но они были вынуждены отходить, когда на два, когда на пять километров в день. У русских было преимущество во всем: в живой силе, в танках и артиллерийских орудиях, в самолетах и боеприпасах.
— Сила солому ломит, — так сказал Брейтгаупт как-то поздно вечером, перед очередной сменой позиций.
«Viele Hunde sind des Hasen Tod.»
Это сказал Брейтгаупт.
У русских было преимущество во всем. Но на их стороне была выучка и сила духа. Они не тряслись от страха, как зайцы. Они сражались, стараясь нанести противнику максимальный урон, хоть на сколько-то уменьшить его громадное численное превосходство. Им это удавалось, соотношение потерь было где-нибудь пять к одному, но и этот один был для них на вес золота, но и этот один был их товарищем.
Они потеряли больше половины батальона. Юрген теперь командовал взводом, этот взвод был немногим больше его прежнего отделения. Обер-фельдфебель Хаппих погиб при их совместной с норвежцами контратаке. Он был ранен пулей в руку в первой же стычке. Тогда ему повезло. Он был слишком большим, обер-фельдфебель Хаппих, он представлял собой отличную мишень и не подходил для современной войны. Он утверждал, что его спас опыт. После перевязки он вернулся в строй. В контратаке в него угодил артиллерийский снаряд. От этого не спасает никакой опыт.
Опыт и везение — неизвестно, что имело большее значение. Целлер, бывший лейтенант и боевой офицер, заработал уже два ранения, на никудышном новобранце Граматке не было ни царапины. И ведь нельзя сказать, что Граматке отсиживался в тылу. Им просто негде было отсиживаться. Им подчас некуда было забиться.