Я приложил палец к губам, наклонился вперед и прошептал:
— Он разговаривает со своим руководителем из местной ячейки Аль-Каиды… говорит что-то о распродаже в магазине «Бергдорф», назначенной на День Колумба.
Она тяжело вздохнула.
Мистер аль-Шехи закончил разговор, и я спросил его:
— Вы знаете, кто такой Христофор Колумб?
Он глянул в зеркало заднего вида:
— Коламбус-серкл? Или Коламбус-авеню? Куда вам нужно? Вы ж сказали, на Федерал-плаза.
— Вы никогда не слышали про «Нинью», «Пинту» и «Сайта-Марию»?
— Простите, сэр?
— Про королеву Изабеллу, черт побери? Вы участвуете в параде на День Колумба?
— Простите, сэр?
— Джон! Прекрати!
— Я пытаюсь помочь ему подготовиться к тесту на получение гражданства.
— Прекрати.
Я откинулся назад и замурлыкал песню «Осень в Нью-Йорке».
Поскольку нынче федеральный праздник, Федеральная антитеррористическая оперативная группа не полностью задействована, но Кейт решила все равно пойти вместе на работу, чтобы составить мне компанию и подогнать свои бумажные дела. Потом мы вместе съедим ленч и она отправится по магазинам, чтобы поспеть на распродажи по случаю Дня Колумба.
Даже когда наши графики совпадают, мы не всегда едем на работу вместе. Нередко один из нас слишком долго занимается своим макияжем, а другого одолевает нетерпение и он уезжает.
У Кейт в портфеле лежала «Таймс», и я попросил дать мне спортивную страницу, но вместо этого она протянула мне первую полосу.
Заголовок на первой полосе гласил: «Рамсфелд выступает за решительные массированные действия, чтобы сорвать любые попытки нападения». В статье разъяснялось, что США следует действовать быстрее, пока мы еще не вышли из «предкризисного периода», чтобы предотвратить попытки напасть на нашу страну. Если Саддам читает «Таймс», подумалось мне, он позвонит своему букмекеру и сделает ставку на то, что вторжение начнется в конце января.
Другая большая статья посвящалась взрыву начиненного взрывчаткой автомобиля возле часто посещаемого западными туристами ночного клуба на индонезийском острове Бали. Кажется, открывается новый фронт в этой войне, развязанной глобальным терроризмом. Насчитали сто восемьдесят четыре погибших человека плюс более трехсот раненых — самые значительные потери после 11 сентября 2001 года.
«Таймс» полагала, что нападение, видимо, работа исламистских «экстремистов». Хорошее предположение. И слово они в «Таймс» подобрали хорошее. Зачем называть их террористами или убийцами? Это так безапелляционно, словно судебный приговор. Выходит, Адольф Гитлер тоже был экстремист.
Мы не победим в войне с терроризмом, пока не победим в словесных баталиях.
Я перешел к кроссворду и спросил у Кейт:
— Какое можно дать определение умеренному арабу?
— Не знаю.
— Это парень, у которого кончились патроны.
Она покачала головой, а Зияд рассмеялся.
Юмор всегда помогает навести мосты между разными культурами.
— А денек нынче будет дли-и-инный, — заметила Кейт.
И, как потом оказалось, была совершенно права.
Глава 17
Харри не сидел за своим столом, когда мы без пяти минут девять прибыли в дом двадцать шесть по Федерал-плаза. Не появился он там и в девять пятнадцать, и в девять тридцать. А ведь, как следовало из нашего последнего с ним разговора, он должен был доложиться Уолшу именно сегодня. Уолш был на месте. Харри не было.
В офисе — некоторое разнообразие по сравнению с обычной суетой — стояла тишина. Я насчитал трех копов из УП Нью-Йорка — они сидели за своими столами — и одного агента ФБР — Кейт. Кроме того, на посту в командном центре, расположенном где-то на двадцать шестом этаже, должен сидеть по меньшей мере один дежурный спецагент — принимать информацию по телефонам, по радио и Интернету. Оставалось только надеяться, что все террористы разъехались на нынешний длинный уик-энд любоваться осенними листьями в лесах Новой Англии.
В девять сорок пять я позвонил Харри Маллеру на сотовый и оставил сообщение, потом позвонил ему домой в Куинс и оставил сообщение на автоответчике. Наконец, вызвал его по пейджеру — а это, в соответствии с правилами нашей работы, было уже официальным вызовом.
В пять минут одиннадцатого Кейт пересекла помещение и сказала мне:
— Том Уолш хочет видеть нас обоих.
— Зачем?
— Понятия не имею. Ты с ним еще не говорил?
— Нет.
Мы направились в кабинет Уолша. Дверь была открыта.