Адамберг позвонил самому старшему из своих подчиненных, а Кромс между тем подал ужин. Тунец, приготовленный на пару с цуккини и помидорами, рис и фрукты. Кромс попросил у вновь обретенного отца разрешения какое-то время пожить в его доме, и они договорились, что сын за это возьмет на себя приготовление ужина. Условие необременительное, поскольку Адамбергу было, в общем-то, все равно, чем питаться, он мог до бесконечности есть одно и то же блюдо из макарон, так же как в любую погоду носил одну и ту же одежду — пиджак и черные хлопчатобумажные брюки.
— Данглар действительно знает все? — спросил молодой человек, нахмурив брови, кустистые, как у отца: брови Адамберга напоминали козырек, нависший над его затуманенным взглядом.
— Нет, есть очень много такого, чего он не знает. Он не знает, как найти себе жену, но два месяца назад у него появилась подружка, это грандиозное событие. Он не знает, где найти воду, зато моментально обнаруживает белое вино; не знает, как обуздать свои страхи и забыть о вопросах, на которые нельзя ответить сразу: таких вопросов у него целая куча и он без конца носится по этой куче взад-вперед, точно суслик по своей норе. Он не умеет бегать, не умеет смотреть, как идет дождь, как течет река, не умеет махнуть рукой на житейские заботы, более того: создает их себе заранее, чтобы они не застигли его врасплох. Но он знает все то, что на первый взгляд кажется бесполезным. В голове Данглара собраны библиотеки всего мира, и там еще осталось много свободного места. Это что-то колоссальное, небывалое, нечто такое, чего я не в состоянии тебе описать.
— Но если все это на первый взгляд никому не нужно?
— Значит, на второй или на пятый оно обязательно окажется нужным.
— Понятно, — сказал Кромс, похоже удовлетворенный ответом. — А я вот не знаю, что я знаю. Как ты думаешь, что я знаю?
— То же, что и я.
— А именно?
— Не знаю, Кромс.
Адамберг поднял руку, давая понять, что Данглар наконец ответил на звонок.
— Данглар? У вас дома все спят? Можете заскочить ко мне?
— Если вы насчет голубя, то об этом не может быть и речи. На нем полно блох, а у меня с блохами связаны скверные воспоминания. И мне не нравится, как выглядит блошиная голова под микроскопом.
Кромс взглянул на часы отца. Ровно девять. Виолетта велела кормить и поить голубя раз в час. Он размочил кусочки сухаря, набрал воды в пипетку, добавив каплю тонизирующего, и принялся за дело. Голубь сидел с закрытыми глазами, но принимал пищу и воду, которые Кромс вводил ему в клюв. При этом молодой человек осторожно приподнимал голубя, как его учила Виолетта. Эта женщина вызвала у него потрясение. Он даже не представлял себе, что на свете может быть такое существо. Он все еще видел ее большие руки, ловко управлявшиеся с птицей, короткие белокурые волосы, свесившиеся над столом, и завитки на мощном затылке, покрытом светлым пушком.
— За голубем ухаживает Кромс. И блох больше нет. Ретанкур решила эту проблему.
— Так в чем дело?
— Меня кое-что беспокоит, Данглар. Вы обратили внимание на маленькую женщину в цветастой блузке, которая приходила к нам незадолго до конца рабочего дня?
— Ну, предположим. Она почти невесомая, прямо-таки воздушная. Кажется, дунь на нее — и она улетит, как семянка одуванчика.
— Семянка?
— Плод одуванчика, у которого такой крохотный пушистый парашют. Вы в детстве никогда не дули на одуванчик?
— Разумеется. Все когда-то это делали. Только я не знал, что плод одуванчика называется семянка.
— Так он называется.
— Но эта женщина с пушистым парашютом буквально оцепенела от страха.
— Что-то я не заметил.
— Нет, правда, Данглар. Это смертельный ужас в чистом виде, исходящий из потайных глубин души.
— Она сказала вам, что ее пугает?
— Похоже, ей запрещено об этом говорить. Предположительно под страхом смерти. Но кое-что она мне прошептала. Ее дочь видела, как в лесу появилось братское воинство. Вы знаете, что она имела в виду?