На третий день настал черед защиты. Нужно было из шестнадцати оставшихся кандидатов выбрать восьмерых. Я приготовился к тому, что на это уйдет весь день, но Мефодию Кирилловичу хватило пяти минут.
Он не стал опрашивать каждого по отдельности. Вышел к подиуму, сладчайше улыбнулся залу, поклонился судье, а кандидатам показал поднятый палец. Кандидаты заинтригованно на него уставились.
— Представьте себе, что вы — Уинстон Черчилль, — зловещим голосом велел адвокат. — Тысяча девятьсот сорок первый год. «Битва за Англию». Ваши шифровальщики сумели раскрыть тайный код немцев, и вы имеете доступ к секретнейшей информации Вермахта. Это ключ, с помощью которого вы рассчитываете добыть победу. Вдруг перехвачено сообщение. Люфтваффе намерено провести акцию устрашения — стереть с лица земли город Ковентри. К вам обращается командование сил противовоздушной обороны. «Господин премьер-министр, нужно или срочно эвакуировать горожан, или многократно увеличить число зениток, а лучше сделать и то, и другое, иначе погибнет много мирных жителей». Представители генерального штаба возражают. Они говорят: «Если мы это сделаем, немцы догадаются, что их шифр разгадан, и сменят его. Мы оглохнем и ослепнем, а это значит, что мы можем проиграть войну». Решение нужно принять немедленно. Или погибнут женщины, старики, маленькие дети — прямо сегодня. Или может быть проиграна война. Но завтра. Что решил Черчилль, вы знаете из истории. Ковентри был разрушен до основания, но войну союзники выиграли. А теперь представьте себе, что решение нужно принять вам. Вот здесь — война, которую, возможно, не удастся, выиграть без шифра. — Добряков показал левую ладонь. — А вот здесь несколько тысяч живых людей. Кто готов пожертвовать ими ради победы, поднимите руку. Ну же, я жду!
Семь человек подняли руку. Их адвокат и выбрал. Прибавил еще одну пожилую даму, которая сначала подняла руку, а потом опустила.
И всё. Коллегия присяжных сформировалась.
— Процесс пошел, — азартно шепнул мне Добряков, вернувшись на место. Вид у него был предовольный.
— Но ведь все они политические противники подсудимого? — спросил я.
— Двуногие делятся на два типа: люди-«цель» и люди-«средства». Политические взгляды — дело второстепенное, — философски ответил адвокат, а больше ничего объяснять не стал.
Обычно я уходил из суда потихоньку, через флигель, но сегодня меня подловила там съемочная группа радикально-либерального телеканала НТВ.
— Господин Тургенчиков, сколько вам заплатили за то, чтобы вы переметнулись на сторону Зла? Деньги не пахнут? — запальчиво спросила молодая репортерка.
— Я на стороне справедливости. Ничего мне не заплатили. Платить буду я сам. Дорогую цену, — уныло ответил я. — Извините, мне нужно ехать в следственный изолятор. У меня встреча с подзащитным.
— А разве вам не обещан миллионный контракт за книгу, которую вы сочините по своим записям? — крикнула вслед противная девчонка. Черт знает, откуда она узнала про записи. Я подумал, что, если в самом деле получится книга, нужно будет все авторские перечислить в какой-нибудь благотворительный фонд, иначе потом не отмоешься.
БЕС:
Так называемый «национальный лидер», он же «государь император», он же «фюрер», он же «богдыхан», в общем самодержец, — это всего лишь красная тряпка, которой машут перед быком, чтобы он обращал меньше внимания на матадора. Ну или скажу так: самодержец подобен вот этой гитаре. Сверкает лаком, бренчит, но сам по себе звучать не станет. Нужен гитарист. Это от него зависит, какую мелодию заиграет крашенная деревяшка с натянутой проволокой. И как мелодия будет исполняться — хорошо или плохо.
Гитару я не выбирал, она, как вы знаете, досталась всем нам по наследству. «Я ухожу, — сказал пьющий отец семейства. — Вот вам, детки, гитара, на ней и лабайте». Инструментец был очень так себе. Я помню, как все мы, особы приближенные, смотрели на закомплексованного мухортика, чесали репу: как же на тебе играть-то? Ведь ты не годишься ни на что кроме песни «Наша служба и опасна и трудна». А еще проблема с гитарой власти, Борис Григорьевич, состоит в том, что инструмент-то один, но желающих побренчать на нем много. Так со всех сторон и тянутся, друг дружку отпихивают.
Один хотел исполнить «Я пойду-пойду погуляти, белую березу заломати» — и его самого, как белую березу сразу заломали. Другой попробовал сбацать «Чубчик кучерявый» — его хвать за чубайс, да пинком под зад.