Александра Матвеевна сдержанно улыбнулась. В юности она вместе с родителями жила в Польше, по месту службы отца. Там же вышла замуж за польского дворянина, родила Сережу. Но муж ее скоро умер, и, когда мальчику пошел шестой год, она вернулась в Петербург.
– Отчего же они так долго! – сердито постучал трубкой о перила полковник. – Сергей, сделайте одолжение, поторопите Анатоля, да пусть он и сестру позовет! Не дело это – нам их полдня ждать!
Сережа легко подскочил со ступеньки и скрылся в доме.
– Как славно они дружат! – улыбнулась вслед Желтовская.
– Да, славно, если вы имеете в виду наших сыновей.
– А кого же еще? – искренне удивилась Александра Матвеевна.
– Меня пугает то обстоятельство, что госпожа Киреева превратилась в некого кумира для обоих молодых людей и моей дочери, в заводилу всей их дружбы!
– Что же с того? – пожала плечами Желтовская. – Она порядочная женщина, у нее блестящие рекомендации. Училась в институте благородных девиц, вышла второй ученицей. Вы же сами ее выбрали и всегда были очень ею довольны.
– Она прежде всего гувернантка и должна знать свое место! – с нарастающим раздражением произнесла Боровицкая.
– А, вот вы о чем! Полно, кузина! Теперь иные времена! Каждый человек славен своими делами, талантами. Теперь и женщина может занять в обществе достойное место, если она приносит пользу!
– Слышу любимые песни! – ехидно заметил Ефрем Нестерович. – Конечно, как же вам не вступиться за скромную труженицу! Ведь вы у нас известная либералка, поборница женских прав, и все такое! Да я вам скажу, во-первых, место женщины там, где ей его указал Создатель. У семейного очага. А все прочее – от лукавого. А то, что вы все время толкуете о равенстве и прочих опасных вещах, так это, душа моя, вы просто наслушались своего покойного мужа-вольтерьянца, вот и вторите ему, а сами-то, сами мало что в этом смыслите! Как можно толковать о равенстве! Каждый сверчок должен знать свой шесток и вести себя подобающим образом. Так ведь и солдат будет указывать генералу! Госпожа Киреева, спору нет, достойная барышня, но она служит в этом доме! Служит!
– Это вы потому так раскипятились, что боитесь, будто Анатоль соблазнится ее неземной красотой! – засмеялась Желтовская.
Но смех ее был натянутым. Ее покоробил грубый тон Боровицкого, к которому она за много лет знакомства так и не смогла привыкнуть.
– Можно подумать, дорогая Александрина, что вас бы не испугал подобный мезальянс вашего единственного сына и безродной гувернантки.
– Наверное, меня бы не обрадовало подобное стечение обстоятельств. Но я не вижу в этом трагедии. Каждый человек достоин счастья, независимо от того, кто он и на какой общественной ступени стоит. Впрочем, я не понимаю, отчего такое волнение, разве уже что-нибудь произошло? По-моему, причин для волнения нет!
– Ну да, ну да, – недовольно и недоверчиво произнесла Полина Карповна, и разговор увял.
Полина и Александрина, сколько знали друг друга, всегда невольно сравнивали – каждая – свою жизнь с жизнью подруги. Завидовали друг другу или, наоборот, чем-то гордились друг перед другом. Смолоду обе они были девицами весьма хорошенькими, за обеими давали неплохое приданое, словом, достаточно, чтобы прилично замуж выйти. К сожалению, Полине Карповне не довелось лично знавать покойного супруга родственницы, приходилось довольствоваться рассказами самих Желтовских. Только этим рассказам Боровицкая мало верила! Что может помнить пятилетний ребенок о своем отце? А Александрина всегда была склонна к преувеличениям. По рассказам Желтовской выходило, что ее покойный супруг был чистый ангел, просветитель, образованнейший и благороднейший человек. Второго такого на свете не сыскать, вот почему она не смогла до конца пережить эту потерю и вернулась в холодный Петербург. Но душа ее по-прежнему пребывала там, там, где упокоился ее супруг. Боровицкая недоумевала – отчего кузина не осталась в семье мужа, увезла сына от польской родни? Но Александра только вздыхала. Она и дома прекрасно устроилась. К тому же сына надобно было выучить, пристроить, где еще лучше это удастся сделать, как не в столице?
Боровицкие приняли самое живое участие в судьбе овдовевшей родственницы. Полина Карповна даже пыталась сватать Желтовскую, в надежде подыскать ей супруга наподобие собственного. Чтобы он не книжки умные читал и рассуждал по-французски о высоких материях, а грубым голосом гонял всех домашних, немилосердно курил в комнатах, стряхивая пепел на ковры, распекал жену и детей. Словом, такого же супруга, как ее Боровицкий, чтобы ей, Полине Карповне, тоже не обидно было жить на свете. Однако Желтовская уклонялась от выгодных брачных предложений, неизменно храня верность своему незабвенному покойному супругу. Александра Матвеевна не только помнила мужа, но и единственного своего сына Сережу воспитывала в духе либерального просветительства, без конца ставя ему в пример покойного родителя, его высокие идеи и благородный характер. Сережа вырос с именем отца на устах, он почти не помнил его, но, благодаря рассказам матери, казалось, почти не ощущал утраты.