Темные брови сходятся на переносице, когда он изучает мое лицо, вероятно, задаваясь вопросом, почему я вообще рассказала ему об этом.
Качаю головой, чувствуя себя глупо.
— Наслаждайся душем.
— Иден.
— Да?
— Ты меня не разозлила, — взгляд, которым он одаривает меня, настолько зловещий, что у меня подкашиваются ноги. — И я искренне надеюсь, что ради твоего же блага ты никогда этого не сделаешь. Потому что я не просто проявлю к тебе неуважение... я тебя уничтожу нахрен.
Пока мы направляемся к похоронному бюро, меня так сильно трясет, что стучат зубы.
Гадости, которые горничная шептала себе под нос, пока я шла к машине, эхом отдаются в голове, заглушая стук каблуков по асфальту.
Не уверена, кто она, но, похоже, знает все обо мне и моем прошлом.
От этого никуда не деться. Я всегда буду известна как городская шлюха, которая пыталась разрушить жизнь хорошего мужчины и счастливый брак.
Желчь подкатывает к горлу, когда мы проходим через парадные двери. В холле собрались несколько человек, беседуя между собой. Скоро они начнут строить догадки и перешептываться.
— Мне очень жаль, Дэмиен. Я не могу этого сделать.
Когда понимаю, что люди начинают смотреть в нашу сторону, голова кружится как на карнавальном аттракционе, а горло сжимается.
Мой психотерапевт был прав. Я не способна на нормальную жизнь. Мне нужно сосредоточиться на маленьких целях — например, дойти до почтового ящика.
Мне нужно перестать пытаться бежать, когда едва могу ползать, потому что только обрекаю себя на неудачу.
Дыхание учащается, когда бросаюсь к двери. Но резкий рывок за руку возвращает меня обратно.
— Иден.
О, Боже. Дэмиен произносит мое имя. Все узнают, кто я.
Хватаюсь за живот, когда он начинает урчать. Дэмиен говорит, но кажется, что он за миллион миль отсюда.
Лицо мокрое, и не знаю, от слез или от пота, но это не имеет значения. На уме только одно.
Я должна уйти.
Всепоглощающее чувство обреченности окутывает как вязкий черный туман, и я хватаюсь свободной рукой за шею, отчаянно пытаясь глотнуть воздуха.
Двигаюсь быстро, но в неверном направлении. Выход находится в другой стороне.
Пытаюсь вырваться из хватки Дэмиена, но это бесполезно, потому что он отрывает меня от земли.
— Нет.
Мне нужно выбраться отсюда. Плохие вещи случаются, когда я покидаю пределы дома.
Жизни рушатся. Люди умирают.
— Черт возьми, — рычит мой мучитель. — Я же сказал, что никому не позволю причинить тебе вреда.
Каин тоже так говорил. Насколько знаю, Дэмиен заключил с ним сделку. Это объясняет, почему он так настаивает на моем присутствии здесь.
Должно быть, это и есть доставка.
Разражаюсь сардоническим смехом. Похоронное бюро. Как удобно.
Впрочем, Каин всегда был неравнодушен к деталям.
Маниакальный смех по поводу моей кончины переходит в рыдания, когда Дэмиен ставит меня на землю.
— Ради всего святого. Перестань плакать.
— Лекарства, — хриплю, разглядывая стол, на котором разложены карточки, и несколько рядов стульев в пустой комнате. — Если не возражаешь, я бы хотела снять напряжение перед встречей с создателем.
— Иден, посмотри на меня, — когда это делаю, он говорит: — Никто в этом городе не посмеет доебываться до тебя, как только узнает, что ты моя, — он глубоко вдыхает. — Где это твое лекарство?
— В моей сумочке.
Осмотрев пузырек с таблетками, он вкладывает одну мне в руку.
— Через сколько оно подействует?
Подумываю сказать ему, что пройдет, по меньшей мере, пятьдесят лет, но, учитывая, что это довольно распространенное лекарство от тревоги и панических атак, информацию можно легко найти в Интернете. Однако он, скорее всего, станет еще более угрюмым ослом, если скажу ему погуглить.
С этим человеком битвы нужно выбирать с умом.
— Примерно пятнадцать-двадцать минут.
— Отлично. Мы просто побудем здесь, пока ты не будешь готова войти.
Ищу на его лице признаки того, что он шутит, но их нет.
— Не думаю, что ты понимаешь...
— Нет, — усмехается он, приближаясь к моему лицу. — Это ты не понимаешь. Я не из тех, кто ведет переговоры, но раньше вел их, — гнев исходит от него, когда он продолжает: — Мы заключили сделку, и я ожидаю, что ты сдержишь свое слово. Ты будешь присутствовать на этих похоронах и везде, где я, блядь, захочу в течение следующего месяца, и это окончательно.