— Конечно, — обвожу взглядом ее обнаженное тело, прежде чем взять сигареты с тумбочки. — Только сегодня я подумал о том, какого хорошего секса лишился бы, если бы не нагнул тебя над столом в лаборатории в тот день.
Она улыбается и издаёт негромкий смешок, от которого ее большие сиськи покачиваются.
— Я говорила серьезно, Дэмиен.
Закуриваю сигарету, обдумывая вопрос. Обычно мы не заводим таких серьезных разговоров, но я не против поговорить с ней.
Миссис Миллер не только сексуальна, но еще и невозмутима.
— Иногда я думаю о том, какой была бы моя жизнь, если бы мама не умерла.
Ненавижу жалость, затеняющую ее голубые глаза.
— Хотела бы я знать, что сказать.
Иногда сказать просто нечего. Все так, как есть.
— Она была наркоманкой, которая предпочла наркотики своему ребенку, — делаю затяжку. — Я бы сказал, что ее смерть расстроила, но нельзя потерять то, чего у тебя никогда не было, понимаешь?
— Да, — морщится она. — Могу я спросить тебя о чем-то не очень приятном?
— Валяй.
Она приподнимается на локте: — Если бы твоя мама попросила прощения за то, что не была хорошим родителем, ты бы ее простил?
— Зависит...
— От чего?
Пожимаю плечами: — Почему она этого хотела. Потому что ей действительно жаль, или потому что хотела утешить себя тем, что была дерьмовой матерью?
— Первое, — шепчет она.
— Тогда да. Мы все совершаем ошибки. Одни хуже других, но кто я, блядь, такой, чтобы судить?
— Я бы хотела, чтобы в мире было больше таких людей, как ты.
Это вызывает у меня смех. Обычно люди мечтают никогда не сталкиваться с кем-то вроде меня.
Откидываюсь на спинку кровати. Очевидно, в ее жизни происходит какое-то дерьмо, и ей нужно на кого-то это вывалить.
— Какое у тебя важное событие?
— Моя дочь.
Ожидал, что она пробормочет какую-нибудь хрень о том, что вышла замуж за своего мужа или, может быть, даже трахалась со студентом, но не это. Она никогда раньше не упоминала о детях.
— У тебя есть ребенок?
— Да... нет... не совсем, — она смотрит на меня. — Это сложно. Обещаешь, что не будешь осуждать, когда расскажу об этом?
— Как уже говорил, кто я, блядь, такой, чтобы судить?
Она садится на кровати.
— Я забеременела, когда мне был двадцать один год, — она хмурит лоб, продолжая, — немного иронии, которую ты оценишь. Я спала со своим учителем, — делает небольшой вдох, прежде чем продолжить. — Мой очень горячий, очень женатый профессор. Однажды я пришла к нему в кабинет после занятий за дополнительной помощью, и он пристал ко мне. Это было грязно и неправильно, но после неуклюжих подростков и пьяных парней из студенческого братства было приятно заняться сексом, который действительно заканчивался оргазмом.
Не могу сдержать наглой ухмылки. Она уже знает, что меня нельзя ровнять со всеми под одну гребенку.
Несмотря на серьезный тон, уголок ее губ слегка приподнимается.
— Это все веселье и игры, пока кто-нибудь не забеременеет. Я до сих пор помню выражение неподдельного ужаса на его лице, когда сообщила об этом. На следующий день после занятий он сказал, что это было огромной ошибкой, и он не может потерять семью, — она закрывает глаза, и вспышка боли искажает ее черты. — Он посоветовал сделать аборт... дал триста баксов, поставил пятерку за семестр, и на этом все закончилось.
— Черт. Он просто оставил тебя одну.
— Да. Я была напугана и предоставлена сама себе, поэтому поступила так, как поступила бы любая девушка — позвонила маме... ошибка номер два. Я должна была знать лучше. Моя семья была чрезмерно религиозной. Но не той, в которой принимают всех и помогают нуждающимся. Они были лицемерами, которых заботили только имидж и осуждение людей. Когда сообщила маме, что беременна, она назвала меня позором. Когда сказала, кто отец ребенка, она заявила, что мой ублюдочный ребенок и я будем гореть в аду, и, по ее мнению, я больше не была ее дочерью.
Выдыхаю: — Похоже, твоя мама бросила несколько камней в свой идеальный стеклянный домик.
— Да. Мило, правда? В тот момент единственное, что пришло в голову, — позвонить своей двоюродной сестре. Она была на четыре года старше меня и ушла из церкви, как только ей исполнилось восемнадцать, — взяв у меня сигарету, она делает глубокую затяжку и медленно выпускает дым. — Она не признается в этом посторонним, потому что строит карьеру юриста, но она лесбиянка. Именно по этой причине ее также выгнали из семьи. Я подумала, что если кто-то и поймет, то только она.
Она заправляет прядь длинных светлых волос за ухо.
— В общем, я спросила ее, может ли она отвезти меня в клинику. Она сказала, что да, и что могу пожить у нее неделю, чтобы сориентироваться. Приближались весенние каникулы, и я приняла ее предложение. Когда приехала туда, то начала трусить. Я не была готова завести ребенка, но...