— Ты также не хотела делать аборт, — заканчиваю за нее, и она кивает.
— Именно так, — ее глаза стекленеют. — Забавно, что ты никогда не знаешь, как относишься к чему-то, пока это не случится с тобой.
Она вытирает слезы тыльной стороной ладони.
— Тогда сестра спросила, не хочу ли я оставить ребенка. Она сказала, что всегда мечтала стать мамой, но единственным вариантом для нее было искусственное оплодотворение или усыновление. Если бы она усыновила моего ребенка, они не только стали бы семьей, но и, как она заверила меня, я могла бы видеться с ним, когда захочу, и знала бы, что о нем заботятся, — она улыбается, но в улыбке нет юмора, только боль. — Мне понравилась эта идея. Я знала, что Карен находится в гораздо лучшем положении, чем я, и обеспечит моему ребенку хорошую жизнь.
— Чувствую, что скоро будет «но».
— Но потом я совершила ошибку номер три.
Я бы не назвал все, что она сделала, ошибкой, это скорее молодость и наивность.
— Что случилось?
— Я доверяла Карен. Когда закончился семестр, переехала к ней на лето. Она взяла на себя медицинские расходы, покупала детские вещи, возила меня на приемы к врачу. В общем, все то, что, как я надеялась, будет делать моя собственная мать, — она смотрит в потолок. — Она была юристом, поэтому мне и в голову не приходило, что документы на удочерение нужно изучить до того, как их подпишу. Я спросила ее, что такое закрытое удочерение, и она сказала, что это означает, что никто, кроме нас двоих, не сможет узнать, что она удочерила мою дочь.
Когда она смотрит на меня, во взгляде читается отчаяние.
— Во время родов у меня было небольшое осложнение, что-то связанное с уровнем железа в крови. Врачи хотели оставить меня еще на одну ночь для наблюдения, но дочь уже выписали. Мы с Карен решили, что она заберет ребенка домой и вернется за мной на следующий день. Я обняла свою девочку, поцеловала ее в лоб и передала Карен.
На этот раз она не вытирает слезы, катящиеся по щекам.
— Но Карен так и не вернулась. На звонки тоже не отвечала, — она прижимает ладонь к животу. — Я взяла такси до ее дома, но там было пусто. Когда пришла к ней в офис, мне сказали, что она уволилась по собственному желанию за три недели до этого. Она просто... исчезла, — сжимает руки в кулаки. — У нее не было друзей, о которых я знала, а у меня не было денег на ее поиски. Боже, я просто помню ту панику, когда подумала, что больше никогда не увижу свою дочь.
— Ты вызвала в полицию?
По моему опыту, полицейские обычно просто мудаки, но только не когда дело касается детей.
Она кивает: — Вызывала. К сожалению, в штате, где мы жили, действовали законы, ограничивающие усыновление. Я могла отозвать согласие только в течение первых трех дней, а я уже пропустила этот срок. Единственным выходом было подать в суд, но для этого мне нужно было найти ее и найти деньги, чтобы нанять адвоката. У меня не было ни работы, ни денег, ни помощи. Поэтому я сдалась.
Черт. Это действительно отстой.
— Мне жаль.
— Мне тоже. Но это заставило меня внимательно взглянуть на свою жизнь и изменить ее. Я закончила учебу, стала учителем, влюбилась, — она опускает взгляд. — Представь мое удивление, когда в прошлом году я переехала в Блэк Хэллоуз и увидела на парковке продуктового магазина рядом со своей сестрой Карен великолепную маленькую блондинку с ярко-голубыми глазами. Я упоминала, что назвала ее Иден? В честь сада в Библии? Это было совершенство на земле... и она тоже.
— Ты собираешься попытаться вернуть ее?
Она качает головой: — Я вернулась домой и рассказала мужу. Он не знал о ней, но я так сильно хотела ее вернуть, что это не имело значения. Я хотела бороться за нее. И подумала, что он поймет и, возможно, даже обрадуется, ведь мы говорили о детях, — она тяжело сглатывает. — Но это был первый раз, когда он... — замолкает, но ей не нужно заканчивать это предложение.
Уже знаю, куда ведет эта дорога.
Его кулаки.
— Скажем так, он ясно дал понять, что пытаться вернуть ее — не вариант... — она отводит взгляд. — Дома все пошло наперекосяк. Имею в виду, что раньше было не так уж хорошо, но потом стало действительно плохо. Когда узнала, где Карен, некоторое время наблюдала за ними, но Иден выглядела счастливой. Она улыбалась, была великолепна и о ней хорошо заботились. Я не мог...
— Ты не хочешь втягивать ее в это.
— Я скорее умру, чем увижу, как издеваются над моей дочерью, — фыркает она. — А, учитывая, как он вспыльчив, черт возьми, так бы и было.