– Он сильно изменился?
– В отношении ко мне? Нет. Разве что стал более нежным и заботливым.
– Он вступал с вами в половые сношения?
Нина чуть улыбнулась, словно жалея священника, не знающего азов жизни:
– Я была на сносях, монсеньор. Спокойная, удовлетворенная… Он не просил меня об этом.
– А внешне Джакомо изменился?
– Да. Еще более похудел. Глаза глубоко запали, а кожа буквально обтягивала кости. Но он всегда улыбался и был счастлив, как никогда раньше.
– Вы спросили его, почему?
– Я – нет. Но потом пришел день, когда он сжал мои руки и сказал: «Я дома, Нина. Я снова дома». До этого он побывал в Джимелло Маджоре у молодого отца Марио, который исповедовал его, а в воскресенье, по его словам, собирался причаститься. И спросил, не смогу ли я пойти с ним в церковь.
– И вы пошли в церковь?
– Нет. В субботу прибыли немцы и расположились на вилле…
Они пришли рано утром, когда деревня еще пробуждалась от сна. Первым к окраине подкатил бронированный автомобиль с сержантом-водителем и пугливым капитаном на заднем сиденье. Затем – два грузовика с солдатами и третий – с амуницией и припасами. На малой скорости машины миновали деревню, держа курс на виллу графини де Санктис.
Нина Сандуцци не услышала рева моторов, но проснулась от настойчивого стука в дверь и голоса Альдо Мейера.
Впустив доктора, она подивилась его наряду: башмакам на толстой подошве, овчинному полушубку, рюкзаку за плечами. Первым делом Мейер попросил Нину накормить его, и пока она готовила пищу, начал объяснять что к чему.
– Когда ты увидишь Джакомо, скажи ему, что я ушел. Долину заняли немцы, и очень скоро они прознают о существовании еврея. Я беру с собой инструменты и кое-какие лекарства, но часть оставляю Джакомо. Они в большой коробке под моей кроватью.
– Но куда ты пойдешь, доктор?
– На восток, в горы, к Сан-Бернардиио. Там лагерь партизан, я уже давно поддерживаю с ними связь. Их командир называет себя Иль Лупо. Я думаю, он послан с севера, прошел специальную подготовку. У него – оружие, патроны, рация. Если Джакомо захочет связаться со мной, скажи ему, чтобы он прошел по дороге на Сан-Бернардино километров десять. Там первые партизанские посты. Он должен достать носовой платок и повязать на шею. К нему кто-нибудь подойдет. Ты поняла? Это важно. Если он забудет, его пристрелят.
– Я все передам.
Она накрыла на стол, а часть хлеба засунула Мейеру в рюкзак. В рюкзаке лежали автомат и запасные магазины. Нина вдруг поняла, чего опасался Джакомо: в Джимелло Миноре входила война, с ненавистью и убийствами.
– Попытайся уговорить Джакомо уйти, – продолжал Мейер с полным ртом. – Едва ли немцы отнесутся к нему лучше, чем ко мне. Его могут расстрелять, как шпиона. Когда ты обычно видишься с ним?
Нина пожала плечами, неопределенно махнула рукой.
– По-разному. Иногда он появляется рано утром, бывает и поздно вечером. Но заходит ко мне ежедневно.
Мейер пристально посмотрел на нее.
– И тебя устраивает такой порядок, Нина?
– Я счастлива с Джакомо, – ответила она. – Это удивительный человек.
Мейер чуть улыбнулся.
– Возможно, ты права. Ты знаешь, что он делает в своей лачуге?
– Молится. Думает, Выращивает огород… А почему ты спрашиваешь?
– Как-то вечером я зашел к нему, чтобы поговорить о партизанах. Позвал, но ответа не последовало, хотя в комнате горела лампа. Он стоял на коленях, с распростертыми руками. Глаза закрыты, голова – отброшена назад, губы шевелятся. Я обратился к нему, но Джакомо ничего не слышал. Подошел, потряс за плечо, но не смог привести его в чувство. Потом я ушел.
В ее черных глазах не отразилось удивления. Она лишь кивнула.
– И он совсем ничего не ест, – раздраженно добавил Мейер.
– Это точно. Он очень похудел. Но говорит, что черпает силы в молитве.
– Ему следует подумать и о себе. Жизнь многих из нас зависит от него. А с приходом немцев будет зависеть еще больше. Молитвы – дело хорошее, но можно сойти с ума, переборщив с ними.
– Ты думаешь, Джакомо – сумасшедший?
– Я этого не говорил. Странный, вот и все.
– Может, дело в том, что вокруг не так уж много хороших людей. Мы забыли, какие они собой.
Мейер хмыкнул и вытер губы тыльной стороной ладони.
– Возможно, ты и права, дорогая Нина. – Он встал, закинул рюкзак за плечи. – Ну, мне пора. Благодарю за завтрак и все остальное. Передай Джакомо мои слова.
– Обязательно передам.
Доктор положил руки ей на плечи и поцеловал в губы. Нина не возражала, потому что хорошо относилась к нему. Да и как отказать в поцелуе человеку, уходящему на войну?
– Удачи тебе, доктор!
– И тебе тоже, дорогая Нина. Ты ее заслужила!