Как видно, Карягин с Лалетиным этого, к сожалению, не знали.
И я часто вспоминаю худого, изможденного Лалетина с застывшим взглядом и коричневыми кругами под глазами. Я как сейчас вижу его болезненно бледное лицо, вижу, как он внимательно слушает меня или с надеждой ловит взгляд Лимонова. И вижу забившегося в угол клетки молчаливого Карягина, иногда иронично улыбающегося, но чаще — смущенного и подавленного, в ватнике и в очках.
Конечно, ни Лалетин, ни Карягин героями не были. Они взвалили на себя слишком неподъемный груз и не выдержали этой тяжести.
Но вот Владимир Пентелюк и Нина Силина, прошедшие через точно такие же испытания, оказались действительно людьми несгибаемыми.
О, эта крошечная Нина с ее озорной улыбкой! После ареста благодаря усилиям нацболов она была избрана депутатом Законодательного собрания города Коврова Владимирской области. Сколько ей, девушке, пришлось перенести во время многомесячного следствия, когда обвинения, одно тяжелее другого, сыпались на нее, как камнепад, в ходе мучительных тюремных этапов и на протяжении самого судебного процесса! Весь процесс она просидела недалеко от меня, вне клетки, и я видел, как порой ей было тяжело, как она недомогала, застудившись в холодных автозаках, но терпела и никогда не просила о снисхождении. Иногда мне приходилось, помимо ее воли, обращаться к суду с просьбами об объявлении перерыва, чтобы Нина смогла отдохнуть или принять лекарства. Но всем, в том числе и судьям, было понятно, что это хрупкое создание служит живым укором Лалетину и Карягину, оказавшимся намного слабее ее. После освобождения из заключения Нина продолжила активную работу в партии, за что постоянно подвергалась репрессиям, и в апреле 2014 года уехала на Украину в поисках свободы и счастья. Нашла ли она их там — покажет время.
И я до сих пор вижу ее верного товарища Володю Пентелюка — всегда очень собранного, крепкого, высокого смоленского парня в войлочной кавказской шапочке, подаренной ему в Лефортово чеченцем Турпалом Атгериевым (подельником Радуева и Алхазурова), с которым Володя сидел в одной камере.
А вместе с Алхазуровым в камере № 32 Лефортовского замка в разное время успели посидеть и Аксенов с Лимоновым. Эдуард рассказывал мне о своих беседах с Алхазуровым. И про то, что потом по ночам, когда они ложились спать на свои шконки, стоящие буквой «Г», голова к голове, Лимонову «снились сны Алхазурова»…
Судили Радуева, Атгериева и Алхазурова в Махачкале, и государственными обвинителями на том процессе были сам Генеральный прокурор России Владимир Устинов и Сергей Вербин — тот, кому чуть позднее, в 2002 году, было поручено поддерживать государственное обвинение в Саратовском областном суде по делу Лимонова и национал-большевиков.
И тем не менее, несмотря на все усилия Сергея Вербина, Саратовский областной суд оправдал подсудимых по трем наиболее тяжким статьям обвинения (терроризм, создание незаконных вооруженных формирований и призывы к свержению государственного строя), признав их виновными лишь в приобретении оружия и боеприпасов. В результате Лимонов был приговорен к 4 годам лишения свободы в колонии общего режима, Аксенов — к 3 годам и 6 месяцам, Карягин и Пентелюк — к 2 годам и 6 месяцам, Силина — к 2 годам и 4 месяцам, а Лалетин — к 2 годам и 3 месяцам лишения свободы.
Как видим, Карягин, несмотря на обещания оперативников и следователя Шишкина, не получил сколько-нибудь заметных скидок за свое сотрудничество со следствием. А ведь гособвинение просило дать ему условное наказание! Но суд не пошел на это. И приговор в отношении Карягина очень удивил и расстроил и его самого, и его защитника.
Почему так произошло, я расскажу в дальнейшем. Но это — пример того, что судебный приговор может все-таки носить и воспитательный характер. Однако так бывает, только когда приговор справедлив! А если нет, то ни о каком воспитании не может вестись и речь. Что в большинстве случаев у нас и происходит. Ведь наши приговоры чаще выполняют функции устрашения — устрашения и наказания не столько виновных, сколько несговорчивых, не признавших своей вины и не сдавших своих товарищей (хотя признание вины и раскаяние — не одно и то же, но об этом все забывают в погоне за большей раскрываемостью преступлений). А также — функции поощрения слабых и трусливых, своим признанием облегчивших работу следователя, гособвинителя и судьи. И это уже не воспитание, но — учеба: наглядный пример другим того, как надо себя вести, если хочешь получить меньший срок, хорошую камеру или нормальных сокамерников. И чем больше заложишь друзей и подельников, тем тебе будет лучше.