Генрих Павлович знал Лимонова и сочувствовал ему. Он внимательно меня выслушал, понимающе покивал головой и, вздохнув, тихо произнес:
— И все же будьте осторожнее. Удивляюсь я вам!..
В последующие годы мы с Падвой встречались не раз, а недавно он признался мне, что не забыл о наших встречах в Лефортово в 2001-м и даже помнит, как я подарил ему тогда свой дебютный музыкальный альбом.
«Да, — с усмешкой подумал я, — такое и впрямь трудно забыть: коллега-адвокат, занимающийся сложными уголовными делами, вдруг дарит тебе музыкальный альбом с записями собственных рок-композиций да еще под названием “Эротические галлюцинации русского адвоката”!..»
— С тех пор, — улыбнулся Падва, — Лефортово у меня ассоциируется с тобой и твоими песнями. Ты все еще поешь?
— Разве что не танцую, — ответил я, вспомнив вдруг одну из «уток» Андрея Архипова, бывшего пресс-секретаря В. Жириновского, запущенную им в СМИ как раз после выхода того скандального альбома: «Узнав о выпуске адвокатом Беляком рок-альбома, адвокат Резник решил станцевать на сцене Большого театра». Почему Резник? Потому что незадолго до этого мы с Генри Марковичем несколько раз встречались в судах по разные стороны барьера; и если я слыл тогда этаким «адвокатом-экстремистом», представляя интересы Жириновского, разных монархистов, коммунистов, металлистов, панков и защищая Лимонова и нацболов, то Генри Резник был образец адвоката-демократа.
— Выступаешь? — удивился Падва.
— Боже упаси! — успокоил я старого мэтра. — Только сочиняю и записываюсь в студии…
Мои разъяснения, что не пристало адвокату публично выступать с пением песен, удовлетворили Падву.
А я и в самом деле считаю, что звание адвоката ко многому обязывает, и если петь со сцены в составе рок-группы можно любому журналисту или литератору, не зазорно делать это архитекторам, физикам, математикам, историкам, врачам, учителям и даже политикам (ну, для последних это вообще дополнительный пиар!), то адвокату сие, увы, не к лицу.
Уже даже простое сочинительство таких песен адвокатом и запись их в студии — на грани фола. Но там хотя бы тебя никто не видит! И позже люди не всегда соотносят тебя с тем человеком, музыку или голос которого они слышат, а может, по простоте душевной и вовсе воспринимают запись как нечто сакральное — дал, дескать, Господь человеку талант, диктует ему стихи и ноты!..
Но представьте себе какого-нибудь известного вам адвоката поющим на профессиональной сцене рок-н-роллы или блюзы. Или представьте, как он, читая рэп, раскачивается в такт музыке, размахивает, как негр, руками, трясет башкой и делает серьезную рожу на «умной» фразе. Представили?.. Вы пойдете потом к такому адвокату, обратитесь к нему за защитой? Может быть, кто-то и обратится по мелкому делу — ради прикола. Но большинство покрутят пальцем у виска и скажут: «Лабух». И правильно сделают.
Но вернемся к книгам Лимонова.
Все эти годы он не рассказывал, как ему удавалось передавать на волю из тюрем рукописи своих книг и статей. Его спрашивали, но он отделывался общими фразами.
Я знаю, Эдуард не хотел своим признанием подвести меня. Но теперь, полагаю, это лишнее. Дела, как говорится, давно минувших дней. Да и тех, кто работал тогда в Лефортовском замке охранниками и отвечал за порядок, уже там нет, а ФСИН Минюста не несет ответственность за то, что творилось в Лефортово при ФСБ.
И все-таки я не буду делиться подробностями того, каким образом мне удавалось обвести вокруг пальца чекистов в Лефортово или вертухаев в Саратовском централе и выносить из этих тюрем кипы бумаг с рукописями Лимонова. Я лучше поделюсь этим опытом с коллегами, а вдруг он им когда-нибудь да пригодится.
Скажу лишь, что как-то раз в Лефортово меня действительно чуть было не застукали. Но выручила записка одного из обвиняемых по тому же делу — Сергея Аксенова, которую я неосмотрительно принес показать Лимонову. После того как Эдуард прочел записку, я ее порвал (а рвать было не нужно, так как за ходом свиданий всех подследственных с адвокатами в Лефортово наблюдают охранники с помощью скрытых видеокамер) и обрывки сунул себе в карман.
После окончания свидания меня тут же взяли в «оцепление» бдительные чекисты, препроводили в отдельное помещение и предложили «добровольно выдать запрещенные к проносу и выносу из здания следственного изолятора предметы и вещи».
«В противном случае, — заявили они мне, — вы будете подвергнуты обыску».