— Давид, ты не дал нам договорить, — сказал я ему, как только смог нормально вздохнуть. — Они согласны оставить твой ресторан и, скажем так, больше не давить на тебя, но с определёнными условиями.
— Да какие условия, — улыбнулся грузин. — Саша, это мой дом! А вы с Мариной спасли его. Я благодарен вам…
— Вам придется сменить название, — вместо меня сказала Марина. — И полностью переделать внешний дизайн после согласования с новыми владельцами здания.
— Что?
— Я понимаю, как много для вас это значит…
— Нет! Марина, это же мой дом! — воскликнул он. — Как я могу согласовывать то, как он выглядит, с какими-то чужими людьми⁈ Этот ресторан построил мой прадед! Им руководили мои дед и отец! Да я сам начал работать в нём с восьми лет! А вы говорите, что я должен слушаться каких-то лизоблюдов в костюмах и делать со своим домом то, что они скажут⁈ Да как они смеют⁈ Я думал, что вы хотите мне помочь, а не…
— Тогда закрывайте ресторан и уходите, — уже куда более резко произнёс я, видя, что Марина стушевалась под этим эмоциональным напором. — Найдите новое место. Возьмите помещение в аренду и откройтесь заново. Или вообще уезжайте из столицы. Потому что истина такова, что выиграть это дело невозможно в принципе. Не с теми ресурсами, что у нас есть. Как только мы пойдем в суд, то максимум, что сможем сделать, — это создать для них определенные проблемы. Проблемы неприятные, это верно. Но временные, не более того. Это не тот рычаг, каким мы могли бы надавить на них и заставить плясать под нашу дудку.
Вздохнув, я положил руку на плечо нашему клиенту.
— Я понимаю, как вам, должно быть, тяжело это признавать, Давид, но других вариантов тут просто нет. Согласитесь на изменения, и вы сохраните свой ресторан и даже сможете увеличить свою прибыль. Они превратят это здание в крупный бизнес-центр, что вам будет только на руку. Больше клиентов, больше денег…
— Саша, но дело-то не в деньгах, — скривился он, глядя на свои руки так, словно не знал, куда хочет их деть. — Я ведь не ради денег этим занимался.
— Понимаю, Давид, правда понимаю. Но дела обстоят именно так. Либо вы согласитесь на то предложение, которое мы смогли вам выбить, либо продаёте помещение за ту цену, которую они предложат. Думаю, что в этот раз сумма будет куда более справедливой. В любом случае что-то придётся изменить. Но в первом варианте, пусть и в другом виде, но столь дорогое вашему сердцу место останется с вами.
Он согласился. Не сразу. Потребовалось почти десять минут, чтобы убедить его принять выбитое нами соглашение.
— Обидно.
Это оказалось первое слово, которое я услышал от Марины, за всё время нашей поездки обратно на работу.
— Не каждое дело можно выиграть, — пожал я плечами, глядя в окно. — Мы сделали то, что смогли. Выбили для него лучшие условия из всех возможных. Ты не хуже меня знаешь, что выиграть это дело в суде было бы нереально.
— Но они ведь…
— Доказать это невозможно, — покачал я головой. — Скажи, Марин, ты знаешь, как часто заключаются досудебные соглашения?
— Ну это где-то…
— Более девяносто двух процентов всех исковых требований находят решение, даже не доходя до зала суда. Это если верить последним статистическим данным. Это невероятно высокий показатель. На самом деле, я бы даже сказал, что он заоблачно высок. Знаешь, чем его можно объяснить?
— Экономия времени и денег для обеих сторон, — принялась перечислять она, — сохранение отношений, гибкость и поиске решений, меньшие затраты сил, чем на судебных процессах.
Я кивнул.
— Верно. Но ты забыла об ещё одном моменте.
— Каком?
— Безысходность.
— Саша, я же уже сказала тебе…
— Безысходность, Марин. Ситуация, из которой нет выхода. И судебное разбирательство только всё усугубит. Я сейчас не шучу. И говорю не о том, можно или нет выиграть процесс. Сам факт, что дело попадёт в суд, буквально сделает хуже для твоего клиента. Примерно, как это происходило сейчас.
Она немного помолчала, явно обдумывая мои слова.
— Я не стану отказываться от этого дела, — с уверенностью произнесла она. — Я ей верю.
— И ты готова поставить на это свою работу? Задумайся, что будет, если ты возьмешься за это дело по собственной инициативе и проиграешь.
— Если я возьмусь за это дело и проиграю, то её посадят на двенадцать лет, — медленно, словно выдавливая из себя каждое слово, сказала она. — Посадят за то, чего она не совершала! Да она до тридцати будет сидеть в тюрьме, а когда выйдет, то это буквально закроет ей хоть какую-то дорогу к нормальной жизни. Она не сможет ни получить образование нормальное, ни работу…