– Виктория Павловна, ошибка, что подозрение пало на него, вполне вероятна, я не спорю, – предприняла ход конем Дубровская. – Но в изоляторе временного содержания сидит именно ваш муж, а не какой-то другой человек. И тут у меня нет сомнений.
А у Соболевой сомнения как раз были. Она смотрела на дверь, надеясь, что сейчас произойдет чудо: раздастся скрежет ключа в замке, потом послышится щелчок, скрипнут дверные петли, и на пороге появится Аркадий, целый и невредимый. Он смущенно улыбнется, а потом начнет жаловаться на чертову телефонную связь. Супруги посмеются и даже пригласят адвоката на чай. Потом эту историю они начнут пересказывать всем знакомым и родственникам – о нелепом совпадении, едва не стоившем Виктории первых седых волос.
Соболева отчаянно смотрела на дверь, словно стараясь усилием мысли распахнуть ее. Но чудо не происходило. Телефон лежал на журнальном столике, не подавая признаков жизни.
– Виктория Павловна, я понимаю, вам трудно представить…
– Трудно?! Да что вы такое говорите? «Трудно»… В это невозможно поверить!
– А я и не прошу вас поверить. Давайте сначала выясним все как следует, а потом уже будем думать, верить нам или нет, – предложила Дубровская.
– Да, но что я скажу родственникам? Что я скажу детям, наконец? Что их отец обвиняется… О боже мой! Я даже не могу произнести это слово. Уж лучше бы он совершил убийство…
«Господи, что я такое говорю? – пронеслось у нее в голове. Она определенно сходила с ума. – Ну, уж нет! Моя сила – это единственное, что мне поможет. Разумеется, произошла ошибка, и мне нужно набраться терпения и дождаться, когда все наконец выяснится».
Когда Виктория вновь взглянула на адвоката, в ее глазах уже не было растерянности.
– Я думаю, вам стоит навестить его, – сказала она твердо. – Давайте обговорим ваш гонорар…
Глава 5
Аркадий и не подозревал, что на планете Земля есть еще иной мир, кроме того, в котором он жил до недавнего времени. Конечно, он обитал не во дворце, да и общался в основном с обыкновенными студентами и своими научными коллегами, но все-таки его мир, наполненный шорохом книжных страниц, звонками на перемену, лекциями и семинарами, научными статьями и монографиями, был далек от реальности, в которой он оказался. Здесь отвратительно пахло дешевым табаком и мочой. Здесь люди говорили на русском, но почти непонятном ему языке. Здесь все предложения строились в повелительном наклонении, а там к нему относились с почтением, как к личности, как к человеку, его мнением интересовались, его авторитет признавали. Здесь он был никем, этаким жалким подонком, которого можно бесцеремонно ткнуть к спину, беспричинно выругать. Он словно выпал из родного, теплого и уютного гнезда, оказавшись на другой планете, населенной злобными существами в форменной одежде. Это падение казалось ему очень болезненным.
То, что делали с ним, казалось, придумали специально для того, чтобы втоптать человека в землю, смешать его с навозом, а потом, вонючего и испачканного, кинуть в кучу из других таких же людских экскрементов. Он, подавив протест, терпел все. Терпел, когда ему делали смыв с полового члена и счесывали волосы с лобка, когда брали образцы крови и подногтевого содержимого. Он слышал оскорбительные слова и не мог ответить. Он стоял перед этими людьми обнаженный, подавляя стыд и чувствуя, что покрывается гусиной кожей. Предмет его мужской гордости был выставлен напоказ, как орудие преступления, а врач в грязном белом халате производил над ним нехитрые манипуляции. Аркадий даже не спрашивал, зачем это все им нужно, настолько был подавлен и растерян. А люди с другой планеты, кажется, и не подозревали, что для обозначения частей человеческого тела и отдельных, вполне понятных, с точки зрения биологии, действий могут использоваться пристойные выражения, а не мат и похабщина.
«За что? – вертелось у него в мозгу. – Что я сделал не так? Чем заслужил такое отношение?»
Как ни старался, Аркадий Александрович так и не смог вспомнить события минувшей ночи. Все заволокло плотным туманом, сквозь который прорывались отдельные реплики и неясные картинки, как кадры из недосмотренного фильма. Он плохо помнил даже саму Софью, в изнасиловании которой его подозревали. Ощущал что-то очень мягкое и податливое в своих руках, видел светлые волосы, чувствовал запах дешевого шампуня, но черты лица расплывались, словно стертые губкой, оставляя после себя только неясное белесое пятно. У них что, была связь?