Я бы могла отдать ей свою тетрадь…
Профессор не смотрел мои конспекты и не знает почерка.
Отворачиваюсь.
Прошло две недели с того дня, когда я поругалась одновременно и с Лео, и с ней. Венера ни разу со мной не заговорила. Конечно, она не в курсе, но подруга бросила меня именно тогда, когда я больше всего в ней нуждаюсь, когда пробиваю третье дно, она бросила меня. И говорить с ней первая я не намерена. А тем более извиняться!
Дремотный закатывает рукава черной рубашки и водит ладонью над билетами. Профессор сидит, откинувшись назад. Его стул держится на задних ножках, и вся аудитория в предвкушении падения, но уже сорок минут грохота не случается, так что студенты молятся, потрошат конспекты и ждут моральной смерти. Каждый надеется получить хотя бы тройку.
Спустя минуту профессор сам берет билет со стола и вручает Дремотному со словами:
– Вселенная сделала выбор за вас, Руслан.
– Премного благодарен, о великая суть мироздания! – кривляется парень с поклоном.
– И что же мироздание вам послало? – вздыхает Цимерман, разглядывая ногти.
– Хищение предметов, имеющих особую ценность? – громко спрашивает Дремотный.
– Вы у меня интересуетесь? Или вы в наушнике?
– Как вы могли такое подумать обо мне! – оскорбляется парень. – Я честный человек!
– Хотите, чтобы я оглох? – рычит профессор. – Зачем орать?
– Я ничего не хочу в этой жизни, – громко заявляет Дремотный. – Признаться, я в ней совсем разочарован.
– У вас проблемы с понимаем человеческой речи?
– Боюсь, что так… думаю, если бы я понимал все, что мне говорят, у меня бы уже была девушка.
Цимерман хмыкает и прокашливается. Дремотный начинает отвечать на вопрос, рассказывая, что особую ценность для людей имеют материальные вещи, созданные всякими психами с букетом веселеньких заболеваний в медицинской карте, психов, в какой-то момент заразивших общество, не испытывающее любовь к размышлениям, своими сумасшедшими идеями и догмами, и чтобы – не дай бог! – за потерей творчества и умственных трудов старых психов не появились новые психи с идеями и опять не перевернули мир своей ересью, кража этих ценных предметов выделена в отдельную статью для устрашения особо активных граждан…
Речи Дремотного плывут на одном дыхании. Я едва успеваю понять, как его слова связаны между собой. Он тарахтит минут семь, накручивая на пальцы свои амулеты с иероглифами. Цимерман внимательно слушает. Когда парень заканчивает свою эпопею, профессор – ко всеобщему шоку – кивает и берет у него зачетку.
Вся аудитория сидит с раскрытыми ртами.
Я закатываю глаза, кладу голову на руки и смотрю в окно. Рядом с университетом проходит ярмарка. Продают сладости, безделушки и украшения к Новому году, до которого осталось всего ничего. У палатки ругается молодая пара. Они держат прозрачные коробочки с елочными игрушками. Я не слышу их спора, но и так ясно: скоро они возненавидят друг друга, потому как не могут прийти к согласию по поводу цвета украшений.
Мне хочется открыть окно и заорать, что они понятия не имеют, что такое разногласия. Это не елочные игрушки и не привычка складировать грязную посуду, это когда просишь парня не убивать людей, а он считает, что ты просто не понимаешь, как сложно перестать этим заниматься. Такой вот он человек. Кто-то носки разбрасывает, а мой… пули.
Я пробую представить нашу с Лео семейную жизнь.
Не получается.
Я не видела его две недели. Шакал не звонил, не писал, и в какой-то момент я поняла, что сама невыносимо хочу ему позвонить, однако держу палец над кнопкой вызова и не могу нажать.
Он ушел.
Действительно ушел.
Лео дал мне выбор.
И я знаю, что будет правильно – не повторять судьбу моей матери. Она полюбила преступника и трагически погибла. Дочь пошла по ее стопам. Но мой выбор еще не сделан.
Я обнимаю свои плечи. Из открытой форточки тянется сквозняк. Мне зябко.
– Дать куртку, детка?
Поворачиваю голову и вижу Дремотного. Он решил сесть рядом со мной.
– Нет, спасибо, – шепчу я, чтобы не привлекать внимания профессора.
Стол его ближе к двери, а мы сидим хоть и на первой парте, но у окна, так что расстояние до Цимермана не меньше пяти метров.
Счастливый Дремотный с гордостью показывает мне четверку в зачетке.
Я салютую большим пальцем вверх, а в мыслях удивляюсь, как Цимерман смог разобрать ересь парня. Нет, Дремотный говорил правильно, но так вуалировал, что я и половины не поняла.