Одной рукой Шакал держит меня за талию, прижимает к своему обнаженному телу, а другой – зарывается пальцами в волосы.
– Сильно болит? – спрашивает, аккуратно касаясь макушки. – Я вызвал своего врача. Он скоро будет. Счастье, что ты ничего не сломала, я думал… когда увидел, что машина упала с моста… я…
Он замолкает, уставившись в пустоту, а затем сгребает меня в охапку, торопливо покрывает поцелуями лоб, волосы, губы. Его самого сотрясает дрожь.
– Я в порядке, – отворачиваюсь, – я… но не… остальные живы? Скажи! Макс и его отец?
– Живы, – выдыхает адвокат. – Успокойся, прошу, и не думай об этом. Боюсь, у тебя сотрясение.
Лео гладит мою поясницу, не дает отстраниться, скользит пальцами по позвоночнику, обнимает и целует в висок до тех пор, пока горячие капли не начинают перемешиваться с моими слезами. Я всхлипываю. Бессильно утыкаюсь лицом в широкую мужскую грудь.
– Не надо, – просит Лео, приглаживая мои мокрые волосы. – Только не плачь, Эми.
– Ты чуть меня не убил, – бормочу, не поднимая головы.
Лео ничего не отвечает. Его мышцы напрягаются, а дыхание сбивается. Он хочет ответить. Но не может.
Я поднимаю на него взгляд. Губы дрожат. Лео не шевелится. Совсем. Застыл, точно металлическая скульптура.
– Знаю… – выговаривает он надломленным хрипом. – Я знаю…
Костяшки его пальцев касаются моей щеки.
– А если бы убил? – сглатываю.
– Тогда бы я здесь не стоял. Горел бы в аду. Где мне и место. Где и буду…
Я сжимаю кулаки: прячу в них свои чувства. И желание кричать. Открываю дверь кабины, вылезаю, обматываюсь полотенцем и, осторожно ступая по плитке, выхожу из ванной. Когда забираюсь под одеяло, вмиг подпрыгиваю.
Раздается треск стекла.
Спустя несколько секунд Лео возвращается в спальню и жестом приказывает мне сидеть под одеялом.
Его ладонь в крови.
Разбил кулаком зеркало…
Я испуганно обнимаю ком из одеяла, пока Лео вытирает кровь о полотенце, тихо ругаясь под нос. Потом он швыряет полотенце в ванную комнату. Достает из комода вещи. Халат. Толстые носки. Сам Лео уже в черных брюках.
Не успеваю опомниться, как он забирает мое одеяло и сдирает полотенце, в котором я сижу, кутает меня в белую махровую ткань халата и снова накрывает одеялом. Я ползу спиной к стене. За лодыжку он тянет меня обратно.
– Ты еще не согрелась, – мрачно говорит Лео, растирая мои ноги.
Он массирует ступни, икры, бедра – сильными горячими прикосновениями.
– Твоя рука… прекрати, – возмущаюсь, однако Шакал не реагирует. – Я согрелась. Лучше скажи, что с Краусами?
Слова звучат отрывисто, тошнота усиливается, и я шлепаюсь затылком на подушку.
– Они живы.
Лео натягивает носки на мои ступни.
– Детальнее, – бормочу, потирая переносицу.
– Эми! – Он делает рывок ко мне и ударяет кулаком по спинке кровати. – Как ты оказалась в машине?!
– Ты следил за Краусом, – рычу я. – Сам и догадывайся.
– Если я задаю вопрос с таким лицом, как сейчас, то отвечай без лишних комментариев, – с горящими глазами заявляет он. – И вообще… старайся меньше говорить, ты…
– Не то что? – яростно вскрикиваю.
И тут же хватаюсь за голову от боли.
Дура, блин.
Кажется, из-за удара по мозгам я лишилась чувства самосохранения, ибо взгляд Лео разрывает на части. Только мазохист или суицидник будет ему перечить. Есть категория людей, которым не нужно кричать и требовать: им достаточно посмотреть на другого человека – и тот затыкается. Лео именно такой. Он словно шторм. Его нельзя приручить. Воюя с ним, ты захлебнешься. Слишком опасно. Лучше оставаться в порту или обходить водовороты его гнева.
– Прекращай меня провоцировать! – злится Шакал. – И отвечай!
– Они меня подвозили, понятно? Просто подвозили домой с вечеринки! А ты… ты гребаный монстр! Ты убил прекрасного доброго человека. У него семья!
Из последних сил я отталкиваю Шакала и ныряю под одеяло, чтобы он не видел, как я реву.
– Он жив, – шепчет Лео и целует меня в плечо. – Ранен. Но жив. Все живы. Давай не будем говорить о случившемся хотя бы сегодня. Тебе нужно поспать.
Эти слова оказываются иглой, которая пронзает душу насквозь и заставляет меня сжаться в позе эмбриона. Я бы никогда не простила убийство того человека; я знала, что уеду и сделаю все, чтобы забыть Лео, ведь сцена аварии всегда будет перед глазами.
А теперь…
Проклятье!
Сколько бы раз я ни повторяла себе: «Так не может продолжаться», – сердце находит лазейки и вопит: «Может!»
– Пока… живы, – выговариваю в подушку.
– Прекрати лезть куда не просят, тебя это не касается!