– Вы издеваетесь?! Меня убить хотят!
– Хотят… или хочет?
– Откуда я знаю? Может, у гребаного киллера есть помощники или еще кто!
– Вроде Леонида? – в его голосе звучит какая-то новая нота.
– Не знаю, просто уйдем! Пожалуйста!
– Такие убийцы – одиночки, как правило, – не унимается Виктор. – Потому дело странное. По крайней мере, мне так показалось, когда я понял, что Чацкий…
– Боже, лучше бы осталась сидеть у лестницы, – сокрушаюсь я, – меня бы что так, что так прибили.
– Если бы хотел, убил бы сразу, – скучающе протягивает Шестирко.
– Виктор!
– Понял, нет в тебе азарта.
Я сужаю глаза, ощущая лютую потребность почувствовать в ладонях его шею и сдавить.
– Совсем!
Шестирко не скрывает разочарования.
– Эй, – окликает он, – думай, что конец пришел… ему. А не тебе. Идет? Это у него проблемы. Реальные проблемы. А если что-то найдем – нереальные проблемы.
Он подмигивает. И утекает наверх. Я вскидываю бровь, оглушенная интонацией Шестирко: очень уж ярко и с издевкой он выделил местоимение «ему».
«Знает, что ты – лгунья!» – вопит совесть.
– Если мы и дальше будем тут сидеть, то боюсь, что под этими досками меня и закопают, – кричу Виктору вдогонку.
Или даже не будут утруждаться, орудуя лопатой, а просто оттащат на помойку и выбросят. Ох, а Глеб… он меня и в кислоте может растворить, химик треклятый.
– Пять минут, солнце!
Ага, конечно. Пять минут для меня равны пяти часам. Бежать надо! Вздыхаю и кутаюсь в коричневое пальто плотнее. Ладно. Без Виктора все равно не уйти. Некуда! Придется помочь, иначе застряну до прихода… Лео. О черт! И что будет, когда он явится?
Я спохватываюсь, что попала в ловушку.
– Нашла что-нибудь? – отдаленно слышу вопрос Виктора.
Господи! Искать улики против (ха!) Глеба – последнее, чем я собираюсь заниматься. Виктор смеется, что ли? Меня похитили! На минуточку!
Я иду в прихожую, пробую открыть входную дверь и посмотреть, насколько сильный снегопад на улице, а вернее, за какое время я окоченею, если решу выбираться сама.
Так-так…
Без ключа не открыть.
Проклятье! Хочется найти тройку драгоценных пробирок Глеба и разбить их о стену. Пусть обрыдается потом! Вместо этого замечаю на гардеробной полке – да ладно? – свой телефон.
Глеб оставил? Почему?
Включаю айфон. Батарея разряжена. Экран вновь тухнет. О, великолепно! Подайте же наконец-то приз «Фортуна века» этой неудачнице! Глеб решил, что раз зарядить айфон у меня не выйдет, то пусть валяется в коридоре до приезда Лео? Или мой телефон можно отследить, а Глеб поехал в какое-нибудь тайное место? Тогда почему он его по пути просто в окно не выбросил? Ерунда какая-то.
Кажется, на кухне есть стационарный телефон.
Кусаю ноготь, подумывая вызвать такси и за копейки продать водителю айфон, лишь бы увез меня далеко-далеко-далеко… в Антарктиду или лучше на Плутон, чего мелочиться?
Черт, а если серьезно? Куда? Я не могу вернуться в общагу. Глеб найдет меня. Стоп. А мне всю жизнь от него прятаться? Обалдеть! Что теперь делать? Переводиться учиться в другой город? А это меня спасет? Сомневаюсь.
Кладу телефон в карман, но мимолетом задеваю свое отражение в экране.
Жуть какая…
Чудовище зареванное.
Я вздыхаю, возвращаюсь в гостиную, еще раз выглядываю в окно, как дура – с розовой надеждой, что за минуту зима превратится в лето, – но мороз остается морозом. Придется помогать Виктору. Но сначала… надо умыться. Моим видом только ворон на полях отпугивать.
Захожу в ванную, подхожу к раковине, включаю воду и умываюсь. Бойлер не работает. Вода ледяная, колет пальцы.
Не день, а катастрофа.
Разноглазая опухшая кикимора смотрит на меня из зеркала – невыносимо жалкое создание.
«Я никогда не видел таких красивых глаз», – звучит голос Лео из закромов подсознания, куда я успела затолкать мысли о чувствах к этому мужчине.
Хватаю тяжелую подставку для мыла и кидаю в зеркало.
– Ненавижу! – кричу наперегонки со звоном стекла.
Пинаю ботинком осколок.
Легче не становится. Хотя я бы с удовольствием разбила что-нибудь еще. Голову Лео или Глеба, скажем, друг об друга!
Перевожу взгляд на душ. Его, конечно, трудно не заметить, учитывая гигантские размеры и то, что кроме него, раковины и унитаза ванная пустует. Никаких полотенец, средств гигиены, флаконов или зубной пасты. Ни-че-го. Чистейший минимализм.
Открываю дверь кабины.
«Почему от тебя так сложно оторваться…» – и снова адвокат.
Видимо, у меня начинается шизофрения. Хочется заголосить: «Вон из головы, вон из памяти, вон из… сердца».
Бью себя по щеке. Шумно выдыхая, упираюсь в панель душевой кабины. Стараюсь уничтожить голос, этот ласкающий шепот над ухом, запах леса и шоколада; хвою радужек, мягкие, но властные прикосновения…