– Вы подарили мне нож. Я могу воспользоваться им.
– Какая злобная мадмуазель. Ладно. Не завидуй. По глазам вижу, что завидуешь, – ехидничает он. – У тебя тоже будет оружие. Кстати, обращайся ко мне на ты, идет? А то чувствую себя доисторической развалиной. Не только ведь женщины об этом переживают. Мы тоже, да. Но лучше скрываем. Слабости вообще нужно скрывать, такая вот история. Хотя не такой уж я и старый, да? Всего-то тридцать лет.
– Вы… ты еще очень молодой и статный.
– О, видишь, умеешь льстить, когда хочешь, – радуется он. – В общем, я в ванную. Надумаешь ко мне… присоединяйся. Но лучше не надо. Я купаюсь в довольно холодной воде, чему девушки обычно не рады. Кстати, – он стягивает кофту, и у меня рдеет лицо, но зрелище под одеждой цепляет взгляд, Виктор – мужчина подкачанный. – Покорми Джерри и Тома, пожалуйста.
– Кого?
Я спотыкаюсь о пирамиду из дисков на полу, коробочки хрустят под ногами, и я надеюсь, что ничего не сломала. Судя по надписям, какие-то вещдоки.
Виктор кидает кофту на кресло. Его квартиру иначе, как свалкой хлама, не назовешь, здесь будто гильдия шахтеров обитает. Открывая дверь в спальню, Шестирко свистит. Раздается гавканье. Из комнаты выбегают две собаки. Огромная немецкая овчарка. И рыженький шпиц. Они сносят хозяина с ног, а потом бегут обнюхивать и облизывать меня.
– Не бойся. Не кусаются… думаю, не должны. Бывает иногда, когда кто-то им не нравится, но я так и не понял, по каким признакам им кто-то нравится или не нравится. В общем, корм в тумбе. Слева от раковины. Найдешь.
Виктор резко вынимает ремень из штанов, и я (также резко) разворачиваюсь, скрываюсь на кухне. С нормами приличия у Шестирко проблемы. Человек, с которым я недавно познакомилась в парке, который вел себя как английский герцог… исчез! Вместо него явился шутник-бродяга. Впрочем, вся его галантность была чистой воды манипуляцией. Актер проклятый! Меняет маски под стать ситуации.
Собаки бегают вокруг каруселью, и я насыпаю им корма, пока не заработала головокружение. Потом осматриваюсь и с бурчанием перекладываю в посудомойку грязные тарелки, они расползлись по кухне вонючим батальоном.
Сразу видно – Виктор живет один. Настоящая нора холостяка. А меня бабушка так активно гоняла за грязную посуду, что при одном ее виде я подскакиваю и бегу мыть весь дом: в холодный пот бросает, честное слово.
Том и Джерри чавкают. Шпиц отбирает еду у овчарки. Я смеюсь над ними и сажусь на подоконник. Квартира Виктора в центре города. Четырнадцатый этаж. Мой университет поблизости, но ночью его тяжело разглядеть, зато другое здание буквально кричит: «Вот оно я! Смотри и рыдай горькими слезами».
В нем квартира Лео.
Я сглатываю. Грызу ногти. Шакал совсем неподалеку, значит? Вот это новости! Пока мы с Виктором ехали сюда, я заснула на заднем сиденье его «Мерседеса», и когда сонная брела к подъезду, особо не разглядывала окрестности.
А стоило бы…
Стекаю с подоконника дрожащей лужицей. Задергиваю шторы. Чтобы как-то переключиться, решаю изучить дом, вдруг где-то рабы к батарее привязаны. Я ведь ничего не знаю о Викторе. Минуту побродив, убеждаюсь, что местечко это специфичное, его квартира.
Шестирко – заядлый коллекционер. Десятки абстрактных картин украшают стены гостиной; на полках гнездятся восточные статуэтки и кактусы; комната пахнет откупоренными эфирными маслами (особенно каштанами), которые занимают четыре полки над шахматным столом. Из действительно интересного – толстые альбомы с отпечатками пальцев, пахнущие старыми книгами и отсортированные по видам узоров: завитки, петли, дуги, сложные петли, при этом на страницах пометки, сделанные ужаснейшим почерком. Буквы словно танго танцуют на страницах. Но мысли там чертовски интересные! Настолько интересные, что я начинаю рассматривать свои ладони. По отпечаткам Виктор раскладывает подробные психологические портреты.
«Дуговые узоры… ценят простые вещи… проблемы с самовыражением, отсутствует непринужденность и спонтанность в характере… властные, гордые…»
«…единственный завиток на большом пальце правой руки… склонность изводить окружающих длительными рассуждениями…»
Я листаю страницы записей в поиске узоров, похожих на мои, но слышу, что Виктор уже выключил воду в душе, и до того, как закрываю альбом, успеваю прочитать только, что люди с завитковыми узорами на большинстве пальцев любят подвергать анализу прописные истины.
Вернув альбомы на место, решаю заглянуть в кабинет. Он увешан зеркалами разных форм. Выглядит жутко. Кажется, что собственная душа вышла из тела, расщепилась на десятки кусочков и сковала тебя в кольцо, наблюдая из мира зазеркалья за каждым движением.