– Итак. Как квалифицировать акт каннибализма? Кто скажет?
Все молчат.
Я, успевшая пролистать тройку юридических статей в интернете, неуверенно тяну руку. Венера определенно хочет меня убить. И сожрать.
– Ваше имя? – спрашивает профессор.
– Эмилия Лисовская.
Он чешет подбородок и усмехается. Почему-то…
– Мы вас слушаем.
– Ну… в кодексе действительно нет статьи за каннибализм. На данный момент квалификация действий лица, совершившего убийство с целью употребления… эм… частей тела человека… заключается в доказывании умысла, направленного именно на убийство с этой целью. Если же умысел на употребление… человека, – я запинаюсь, – если умысел возник после убийства, то ответственность наступает по статье двести сорок четыре.
– А именно?
– Надругательство над телами умерших.
– А если человек совершил данное преступление, потому что захотел перекусить?
– Это квалифицируется как простое убийство, то есть по статье сто пять.
Он кивает.
– Таким образом, что мы получаем? Кодекс не содержит специального состава преступления, к которому можно полностью отнести антропофагное убийство. А что, если… преступник расчленил и употребил тело, чтобы уничтожить труп?
– Боже, меня сейчас стошнит, – ноет Венера, закрывая лицо ладонями.
– Эм… это не будет квалифицироваться по статье двести сорок четыре?
Профессор вновь задумчиво кивает. Я немею. Но Цимерман переводит взгляд на одни из своих часов и говорит, что пара закончилась. Все свободны.
Счастливая Венера подскакивает и танком тащит меня к выходу, но у самой двери мне приходится остановиться.
– Эмилия, – окликает профессор. – Останьтесь.
Я сконфуженно застываю перед столом преподавателя. Мучаю заусеницу на указательном пальце. Тяжелый взгляд профессора напрягает, хочется уменьшиться до размера муравья и забиться под плинтус.
Этот мужчина с посеребренными висками на черных волосах вызывает во мне трепет и уважение, но куда больше – страх. Аура его будто поглощает энергию вокруг. Двойное тиканье часов на руках вводит в состояние транса, задевает внутри какие-то особые вибрации, и душа мечется, ощущая себя в ловушке.
Цимерман стирает с доски свое имя. Поправляет журналы. Ручки на парте. Стул. Защелкивает портфель. Приводит все в состояние как до его появления, словно зачищает место преступления.
– Другие преподаватели хорошо о вас отзываются, – говорит он, выходя из-за стола и вальяжно садясь на парту.
Совсем как Лео, когда он вел лекцию. И одет профессор тоже в черное. Даже Венера – радужная принцесса, мать вашу, – в угольном. В моде нынче траур?
– Ну, я не отличница, конечно, но стараюсь.
– Я не люблю отличников. Умные люди не размениваются на ерунду. Они становятся мастерами своего дела. Как я понимаю, вы предпочли уголовное направление? Хвалю.
Сжимая ремень сумки, польщенно молчу. Тиканье часов все больше сводит с ума.
– Знаете, у Леонида были проблемы с налоговым и гражданским правом. Вот уж действительно узкопрофильный специалист.
– Простите?
– Эмилия, к чему смущение? Он говорил о вас. И не раз.
Мне хочется провалиться до черепахи и трех китов, которые якобы держат Землю.
– А что он говорил?
Цимерман делает шаг ко мне.
Сердце почему-то трепыхается, как раненая птица.
От профессора исходит запах воска и мокрых листьев. Его глаза настолько огромные, что их цвет мгновенно приковывает взгляд. Карие. Но у самой каемки радужки переходят в зеленые. Слоеные глаза. Как необычно…
– Что у тебя потрясающий ум. Хотя тебе еще учиться и учиться, но потенциал, как он считает, великолепный. Я не склонен верить словам влюбленного человека, но думаю, они ближе к правде, чем к фантазиям.
– Ам… спасибо?
– Только… Я понимаю. Молодость. Гормоны. Они путают мысли. И все же вам надо слегка себя контролировать… ах, особенно вам, ведь вы еще учитесь, и сцены вроде сегодняшней… – Он вдруг отводит глаза, бормочет под нос: – Я не осуждаю. Я… считаю, что нужно слегка следить за своими… действиями, то есть хочу сказать…
– Что вы не осуждаете?
Цимерман облизывает губы, уставившись в потолок, потом достает из кармана телефон и что-то ищет в нем. Пока ищет, садится на стол. Откашливается, будто заполняя неловкость.
– Знаете, Леонид всегда был моим любимым учеником. Когда он учился, я только начинал работать в университете, а студенты – народ специфичный, и найти подход получается далеко не сразу, но… Леонид, он… был другим. Особенным. И пока все остальные сводили меня с ума, он был неким спасательным кругом, держал меня на плаву. – Цимерман без конца снимает очки, забывает, зачем снял, возвращает на переносицу, а потом разворачивает ко мне экран айфона. – Мое красноречие не на высоте нынче, но, право же, дорогая, он прекрасный человек. Проницательный. Всегда таким был.