– Больше двадцати лет назад. А твоих родителей? Ужасная трагедия, мне очень жаль, – и снова Стелла произносит это настолько ровным тоном, что мне не по себе.
– Вы так спокойны, когда говорите о вещах, от которых люди впадают в истерику, – замечаю я, но поздно осознаю, что фраза могла прозвучать грубо.
– Эмоции иррациональны, они затуманивают взор. Не стоит им поддаваться. Так когда погибли твои родители?
Я делаю глоток красного вина. Хочется выпить сразу половину, но сдерживаюсь. Во-первых, вино залпом не пьют, а во‑вторых, потерять голову от алкоголя и кататься на люстре – будет не лучшим началом знакомства с семьей Лео.
– Я была совсем маленькой, – отвечаю, вздыхая.
Стелла сострадательно цокает языком.
– Ладно, не будем о грустном, дорогая, а то Лео скажет, что я тебя до слез довела. Поведай лучше о вас. Давно вместе?
Я сжимаю кулаки так, что ногти вонзаются в ладони.
– Эм, нет.
Чешу ключицу. А мы вообще вместе? Как это говорят… официально?
Вопрос ставит в тупик.
– Прости мое любопытство. Племянник никогда не знакомил со своими девушками, – задумчиво говорит Стелла. – Как он в этих делах?
Поперхнувшись, я случайно опрокидываю на себя бокал, вашу дивизию! Прямо на грудь. Вино мгновенно впитывается темной кляксой в блестящую голубую ткань.
Черт! Это же платье Венеры!
– Ох, не три руками. – Тетя выуживает из кармана платок и подает мне.
Ее прошлый вопрос болтается в воздухе. Она действительно спросила, каков Шакал в постели? Ого…
– Что случилось? – изумляется Лео, выскакивая из-за спины.
– Моя вина. – Стелла бросает пропитанный алкоголем платок в камин. – Отвлекла девочку. Ничего, дорогая, мы его отстираем, я уверена.
Она произносит это тепло, но смотрит с выражением лица, какое бывает при взгляде на столетнюю машину, которой давно пора на свалку.
– Что вы! – вскидываю руки. – Я сама виновата, вечно все роняю, порчу, уничтожаю…
Ага, три глотка вина делают свое дело. Лучше заткнуться.
– Я проведу тебя до ванной, – произносит Лео и облизывает губы. – Наденешь халат. А платье в стирку.
– Нет-нет, я ее проведу, а ты садись, – протестует Стелла, подавая племяннику бокал. – Мы начали без тебя, так что наверстывай. Сейчас вернусь.
Возражения тетя Гительсон не принимает. Лео оказывает сопротивление, но в итоге сдается, хмуро утыкается носом в бокал, так что вместе со Стеллой я выхожу в холл. Мы сворачиваем вправо, и женщина поясняет:
– После приготовления ужина всю прислугу отпустили, но рано утром твое платье постирают и высушат. Оставишь в корзине.
Звук каблуков Стеллы разносится по просторному коридору. Непривычно, что по дому ходят в обуви, но полы прохладные, поэтому неудивительно. Не считая цоканья, резиденция погружена в звенящую тишину. Ноль признаков жизни. В гробу и то веселее.
Свет включается автоматически – при приближении, – и я пугаюсь белых статуй, выныривающих из тьмы. Пыльные картины, старинная мебель, засохшие розы в вазах…
Шарм дома с призраками.
Кажется, словно в этом особняке произошло далеко не одно убийство и стены пропитаны метастазами смерти.
Или это у меня протекает крыша?
Скоро и на детском утреннике буду маньяков видеть.
Предметы интерьера, шкафы, ковры, декор расположены поразительно симметрично. Абстрактные черно-белые картины висят в метре друг от друга, тянутся по всей длине коридора. Стелла рассказывает, что резиденция строилась по ее проекту.
Зловещее, однако, детище она создала. Дом будто следит за жителями. Жутко нервирует. Сначала я была в восторге от головокружительной роскоши, а теперь предпочла бы маленькую уютную квартирку.
На стенах мелькают кинжалы.
– Ваш муж коллекционировал холодное оружие? – интересуюсь я.
– Это мое увлечение. Муж предпочитал огнестрельное, но я считаю, что неожиданно вынутый нож куда поэтичнее ствола. Не думаешь?
– Ам-м… наверное.
Вот уж о чем я не задумывалась, так это о том, чем поэтичнее убивать: ножом или пистолетом.
Стелла будто кусает меня взглядом. Цвет ее радужек завораживает. Насыщенно-зеленый. Сказочный оттенок. И при этом холодный, точно трава, скованная инеем. Когда Стелла смотрит, кожа покрывается мурашками, как от дуновения промозглого ветра.
Я отворачиваюсь. Но уверена: пока мы пересекаем дом, эта женщина раскладывает меня на молекулы, ловит каждое «лишнее» движение. В ней самой нет ничего лишнего. Она безукоризненно идеальна. Одежда. Манеры. Взмахи рук при ходьбе.
Пока Стелла не смотрит – или делает вид, что не смотрит, – нахожу один маленький недостаток. Горбинка на носу. Единственное отклонение от совершенства.