– Ждем тебя в гостиной, – говорит она и скрывается за углом.
Я мусолю мысль, что, наверное, это нечестно с моей стороны. Стелла откровенно поделилась своей болью, а я ничего выдавить из себя не смогла. Но разговоры о родителях разбивают меня. Я никогда не произношу вслух их имена. При одном только упоминании на глаза наворачиваются слезы.
Со временем я заключила перемирие сама с собой, договорилась запечатать в памяти все воспоминания, однако печать на них чересчур хлипкая.
Кр-к!
За спиной раздается звук. Я оборачиваюсь. Кажется, в конце коридора лестница в подвал. И она скрипнула. Будто кто-то стоял там, а затем ускользнул вниз.
По спине пробегает холодок.
Я отступаю, смотрю на столбы лестницы. Тишина…
Дома скрипят, Эми! Это нормально. Хватит давать свободу фантазии, ты же не маленький ребенок!
Но даже если так…
Я двигаюсь к перилам, осматриваю лестницу. Никого. Стою прислушиваясь.
К черту! Цирк какой-то!
Решительно спускаюсь. И здесь пусто. Еще один коридор с тусклыми лампочками. Не пойму, в этом доме свет не оплачивают? Почему везде темно?!
В другом конце коридора замечаю тень, которая… двинулась?
Господи, я ведь не настолько пьяная, чтобы видеть галлюцинации, да? За мной следят? Какой-то бесформенный силуэт.
А-а-а, чтоб вас всех!
Хорошо, пусть я буду полной идиоткой, но либо мне весь оставшийся год будут сниться кошмары, либо я схожу и пойму, что меня глючит. Надоело быть трусихой.
На-до-е-ло!
Глава 27
Преодолеваю длинный темный коридор с моргающими лампочками.
Никого…
Может, почудилось? Странно. Двигаюсь дальше. От потолков отскакивает эхо моих шагов. В углах паутина. Коричневые стены облезли, а плитка под ногами потрескалась. Воздух пахнет сыростью. Видимо, это место, куда приходят порыдать. В ином случае я не понимаю, почему его никто не ремонтирует, учитывая, какая роскошь распростерлась этажом выше.
Направо – дверей нет. Тупик.
Налево – еще один тесный коридор. Хорошо, и туда сходим, чего мелочиться? Раз уж решила быть тупоголовым героем из фильмов ужасов – той самой мадам, которая идет на хрипящий голос монстра из подвала со словами: «Дорогой, это ты?», то доведу дело до конца.
Снова лестница наверх.
К черту!
Поднимаюсь во мрак. И прямо в лоб – бац! Массивная железная дверь. Ага… Берусь за ручку. Не заперто. Кажется, мне сегодня везет, все двери передо мной в буквальном смысле открыты. Главное, как говорится, выбрать правильную. Мне выбирать здесь не из чего, так что вхожу, закрываю за собой скрипящую махину и заслоняю лицо от яркого света, от которого норовят лопнуть глаза.
Занесло меня в какую-то рощу.
Цветы и глиняные горшки. Молодые деревья-коротышки. Словно в джунглях, по стенам ползут растения, причем их так много, что у меня вот-вот случится передозировка зеленого цвета и сладких ароматов.
Пол приятно согревает ноги. Я касаюсь ребристой коры лохматого деревца и тотчас осознаю, что обнаружила зимнюю оранжерею. Класс! Вместо маньяка наткнулась на оазис. Ай да я! Первый в жизни обман ожиданий, которому я несусветно рада. Правда, счастье длится секунд десять.
Под лимонным деревом, листая книгу, сидит человек с брезгливым выражением, означающим, что читает он бред идиота.
– Глеб? – удивляюсь я.
Снежный граф поднимает на меня свои пронзительные серые глаза. На лбу белая повязка, чтобы не мешала челка, а между пальцев колбочка: из нее прямо на страницы книги капает синяя жижа. Перед парнем стоит штатив с пробирками и микроскоп. Вокруг разбросаны инструменты. При этом похож Глеб не на ученого, а на колдуна, занятого приготовлением зелий.
– Твою мать, – едва слышно рычит он и вновь утыкается в книгу. – Ты уже и здесь.
– Привет, – скрипя зубами, проявляю радушие.
Парня моя вежливость злит еще больше.
– Где мои таблетки с ядом… – бормочет он.
– Почему ты не наверху? – спрашиваю.
Глеб усиленно шуршит страницами. С видом, будто сейчас воткнет голову в цветочный горшок и заорет что есть мочи.
– Судя по тупому вопросу, развернуть зад и свалить отсюда ты не намерена, – небрежно произносит он, листая книгу. – Поэтому скажу прямо… выйди и закрой дверь.
Он меняет позу: подгребает под себя ноги, берет пробирку и щелкает зажигалкой под ее донышком, щелкает и щелкает, много раз, чертыхаясь и проклиная меня, пока зажигалка наконец-то не загорается. Благоухание цветов и зеленых листьев смешивается с запахом гари.
Глеб решает и дальше меня игнорировать. Вновь изображает отстраненный вид. Не такой отстраненный, каким бы он хотел меня растоптать – что, конечно, его раздражает, – но лицо этой белобрысой заразы выглядит как посмертная маска.