– Лео говорил, что ты невыносима? Везде лезешь, ко всем присасываешься, точно блоха. И не вытравишь же…
– Тебе какая разница?!
– Знаешь, как поступают взрослые люди в вашей ситуации? Как вы должны были поступить?
Ворон крадет у Глеба стеклышки, за что парень щелкает птицу по клюву и зарабатывает в ответ обиженное карканье.
– Вместо мыльной оперы детсадовцев, которую вы устроили, – продолжает Глеб, – ты должна была сказать, что не хочешь быть с убийцей, а он должен был заставить тебя молчать. И все! Разошлись. Заколебала уже эта чушь.
– Люди кончают жизнь самоубийством из-за чувства, которое ты называешь чушью. Да и слышать это смехотворно, ведь я знаю, что ты сам любил Еву до помешательства. Так почему не можешь понять?
Я сопровождаю речь активной жестикуляцией, из-за чего ненароком зацепляю локтем кактус. Вскрикиваю. Отшатываюсь. Падаю. Прямо на Глеба! Он ловит меня за плечи и вынимает колючку. Кожа жжется.
– Слушай. Я не его мама, чтобы мне нравиться. Почему ты отчаянно хочешь, чтобы я не был против ваших отношений? Говоришь о любви, а сама опасаешься, что я эту великую любовь разрушу? Что же это за любовь, если ее может смести сквозняк под ухом?
– Не в этом дело! Я… я не понимаю твоих мотивов! Это раздражает! Я считала, что понимаю, но, по-моему, чтобы унижать, мотивы тебе не нужны.
Ворон снова щипает меня за платье. Глеб свистит, и птица успокаивается, семенит к нему.
Я ловлю себя на мысли, что размышляю о том, каково было Глебу расти в этом доме под влиянием настолько жестких, бездушных родителей, еще и убитых горем по своему родному сыну; что случилось с его настоящими родителями; ревнует ли он Лео из-за того, что тот единственный человек, который был ему другом, когда остальные пренебрегали? Вопросы, вопросы, вопросы… Хотя меня это вообще не должно интересовать.
– Ты наивна. Чересчур мечтательна. Вот что реально действует на нервы, малая. На что надеешься? Почему не рассуждаешь здраво? Думаешь, с момента вашего знакомства Лео только о тебе и мечтал? Вокруг него девушки пачками крутятся. И спал он не только с тобой все это время. Просто ты полезла туда, куда лезть нельзя, и теперь он нянчится с тобой, как с подыхающим котенком. Мне это не нравится ради твоего же блага.
Сердце сдавливает так, что я вцепляюсь в подоконник. В глазах темнеет. Вот как, значит? То есть… пока я сходила по Лео с ума и слушала, что нам нельзя видеться, были… другие?
Внутри меня словно лед трескается и кромсает органы.
Так. Спокойно. Я не имею права ревновать. Лео не принадлежал мне… ни тогда… ни сейчас. Но как же мне хочется его убить! Вот просто взять… и прикончить!
Я переключаю взгляд на заснеженный двор, боюсь выдать свое то ли гневное, то ли разбитое состояние.
Глеб пресекает мое оцепенение.
– Я скажу одно: ради твоей же безопасности – порви с Лео. Он тебя не убьет. Но если ты настолько глупа, что хочешь и дальше бегать за ним хвостом, то учти: я тоже за тобой слежу. И если не испаришься, детка, то сильно пожалеешь. А если еще и оступишься… а ты оступишься. Я знаю. Ты уже оступилась, когда начала крутить шашни с Шестеркой.
– Ты не убьешь меня.
– Зачем мне ты? Неравноценно. Испортишь жизнь дорогому для меня человеку, я испорчу жизнь дорогим тебе людям. Начнем… с Венеры.
Я столбенею, медленно поворачиваю голову.
– Что?
Глеб усмехается.
– Твоя подруга очень даже… очень ничего. Милая. Жаль будет, если с ней случится беда.
– Это с тобой она время проводит?! – в ужасе подпрыгиваю.
– Я умею быть, как это говорится… ах да, обольстительным!
– Если ты ее обидишь, я…
– А ты не давай повода, – перебивает Глеб. – Может, у тебя и есть защита, а вот у нее нет. Нет ее и у твоих родственников, не так ли? Исчезни из моего поля зрения как можно скорее, или будем разговаривать на другом языке. Более доходчивом. А теперь… – он склоняется, обхватывает мой подбородок, заставляет посмотреть в его серо-голубые глаза и рычит в лицо: – убирайся из этого дома. Сейчас же!
– Иди к черту!
Я выворачиваюсь, но Глеб хватает за запястье, дергает и придавливает мою руку к подоконнику, из-за чего я падаю на колени.
Второй рукой парень обхватывает мою шею. Он делает это по инерции, но меня сковывает ужас воспоминаний и, нащупав первый попавшийся предмет, я размахиваюсь – ударяю по кулаку, которым Глеб сжимает мое запястье.
Только вот предметом…
Оказывается скальпель!
Глава 28
– О боги, что у вас стряслось?
Когда Стелла заходит в оранжерею, мы с Глебом стоим вплотную друг к другу.
Он – ошарашенный.
Я – испуганная.