Шестой не зря слыл самым хитрым из Подмастерьев. Он сделал так, чтобы полное избавление от навязанных им пут стало невозможным. Его паутина прочно облепила мозг Дмитрия, не только заставляя его действовать против собственной воли. Эта паутина, в некоторой степени, заменила его собственные нейронные каналы, которые, если их убрать, могут привести их носителя не только к беспамятству, а возможно и к летальному исходу.
Я мысленно чертыхнулся, когда закончил очистку, оставив только заизолированные мною участи желтых сплетений. На данном этапе, большего для своего брата сделать я не мог.
Пока.
Все-таки я не терял надежды. Возможно, когда я полностью осознаю себя, я и смогу найти нужное противоядие.
Я аккуратно уложил Дмитрия на каменную плиту, а то вдруг он грохнется в обморок, когда я запущу течение времени…
Последним движением я разорвал его связь со Вселенной, перенаправив её на себя и перекрыв остатки потока ложной информации, поступающей от Дмитрия.
Дмитрий был чист. Теперь Гоша.
Я взглянул на друга и улыбнулся. Гоше больше ничего не грозило, но он так и оставался стоять с искаженным лицом в, теперь уже кажущейся комичной, позе.
Я подошел к Эдику, присел и положил ему руку на грудь, в то место, где красным пятном выделялось на прострелянном кителе пулевое отверстие.
Я чувствовал в нем тлеющую искру жизни.
Пуля как по волшебству,… а возможно, что со стороны это всё и выглядело как волшебство… Мне было наплевать, как это всё смотрится со стороны. Я просто делал то, что нужно было делать…
Так или иначе, пуля оказалась у меня в руке, и я положил её в карман Эдика. На память. Такие вещи, как мне кажется, не следует выбрасывать.
Затем я заштопал Эдика.
Наверное, слово “заштопал” не очень соответствует тому, что я сделал. Я просто… Нет. Это было не просто.
Это не было похоже на шитьё. Разорванная плоть Эдика начала постепенно наращиваться под моей прижатой к его груди ладонью.
Я брал доступные мне теперь все составляющие элементы плоти и крови прямо из окружающего пространства и приставлял частицы одну к другой, как конструктор, собирая по крупинке недостающие части сухожилий, мяса, артерий, кожи и кости.
В итоге, на груди Эдика вместо пулевого отверстия остался участок белой кожи в форме буквы “О”. Это не было моей прихотью – просто так получилось…
“Видимо, судьба у тебя такая, Эдик. Быть моим пожизненным, а теперь ещё и заклейменным Оруженосцем”.
Я встал и выпрямился.
Близких друзей и брата я можно сказать, что спас. А вот что с остальными?
Кира и Лепеха с простреленными головами? Блондин с Каштаном, разорванные на мелкие кусочки? Остальные ребята – кто раздавлен, как червь, кто тоже размётан по всей пирамиде?..
Как быть с ними?
Осознание всей глубины произошедшего только сейчас навалилось на меня.
“Ну, братик, ты и накуролесил… Чё теперь делать-то? Как исправлять?”
Я укоризненно посмотрел на Дмитрия.
“Думай, Сева. Думай… Как Мироздание создает тебе подобных? Лепит из так называемого теста… А тесто откуда берет? Из окружающего мира… У тебя оно уже есть… Причем готовое, испеченное… Тесто… Эта кровь на полу и на стенах, эти ошметки плоти и внутренних органов – это всё – твоё тесто, Адвокат. Попробуй. Поиграй в Пекаря. Прикинься Создателем и слепи себе друзей из имеющегося “пластилина”. А если не хватит компонентов – ты знаешь, где их искать…”
Я сделал глубокий вдох и закрыл глаза.
***
Я растворился.
Рассеялся в пространстве, стал множеством мельчайших элементарных частиц, о существовании которых ученые люди во всех мирах нашего Домена могли только догадываться. Каждая крупинка меня умела мыслить. И в то же время все элементарные частицы вместе взятые составляли одну единую целую личность. Я стал Вездесущ. Другого слова мне в голову… в головы…
Короче, мне не подобрать другого слова…
В таком состоянии я мог различить в луже крови на полу, что она образована от нескольких человек. Более того – я мог разделить эту лужу на отдельные части к разным людям.
Каждый человек, каждое животное, каждое живое существо имеет свою собственную индивидуальность. Свой собственный код. ДНК, если хотите… Но в моем нынешнем понимании вещей это было нечто иное. Я различал, например, останки Блондина и Каштана по другим признакам. Они были разными людьми совершенно. Начиная от группы крови и заканчивая банальным цветом волос. Мне не составило особого труда разделить это кровавое месиво на две части. Другое дело, что это было нудно и кропотливо. Но я старался. Мои маленькие составляющие вылавливали каждую элементарную частицу того или иного человека и лепили, лепили, лепили…
Проще всего оказалось “заштопать” бойцов, убитых при помощи пистолета, а также тех, кого Дмитрий не погнушался раздавить в лепешку невидимым прессом.
А вот с Блондином и Каштаном действительно пришлось повозиться.
“Наверное, так чувствует себя муравейник”, - думал я, продолжая по крупицам восстанавливать тела растерзанных боевых товарищей. – Каждый муравей делает свою работу, а все вместе они составляют нечто иное и единое. Единую личность – муравейник.”
Я очень устал, но не останавливался ни на минуту.
Нельзя сказать, сколько прошло времени, потому что время услужливо стояло, дожидаясь моего приказа.
Наконец, я глубоко вздохнул и сел на пол. Закурил и с наслаждением затянулся.
Вокруг меня, образуя двойной полукруг, расположились тела моих друзей и бойцов моей группы.
Я курил и смотрел на них. Оставалось ещё два хода: каким-то образом оживить их и доставить домой. Насчет последнего я не сомневался, что справлюсь. Пускай Вселенные и захлопнулись наглухо, но что нам теперь до этого? Пустяки, с такой-то силищей…
А вот оживлять ребят как-то было надо.
“Пожалуй, сначала я всех эвакуирую домой, а там и стены помогут. Возможно, что кто-нибудь и сам очнется… Эдик, по крайней мере, должен. Он ведь ещё не умер, когда я начал его лечить. Его сердце не остановилось, значит очнется… Значит – поможет… Он же – медик, в конце-то концов…”
Глава 12. Возвращение.
- … Ты понимаешь это, старый ты пень?! – орал дед Пахом на Генерала. – Это ты во всем виноват!
- Это почему ж это я? – у Четвертого было лицо, как у кота Матроскина, когда его обвинили в заболевании Дяди Федора.
- Ну не я же! Я вообще - новенький в этой конторе!..
Старики не заметили, как останавливалось время. Для них, впрочем, как и для всех остальных жителей двух Вселенных, ничего существенного не происходило.
А мелкие вещи, изредка случавшиеся с ними, люди попросту привыкли игнорировать.
…Так, например, домохозяйка Марина лишь слегка улыбнулась, когда, взглянув в окно, увидела всю в цветах и в пышной лиственной кроне, считавшуюся давно засохшей яблоню во дворе дома.
Студент Витёк, прогуливающий очередную пару занятий, уронил недопитую стеклянную бутылку пива на асфальтированном тротуаре, но она не разбилась, а лишь извергла из горлышка пену во все стороны. Витёк поднял её, подождал, когда пена осядет, отхлебнул, довольно крякнул и продолжил свою беззаботную прогулку.
На стройплощадке спального района города железобетонная плита весом в несколько тонн по вине стропальщика Коляна свалилась с высоты двенадцатого этажа, сорвавшись с крепления, но вопреки ожиданиям не разлетелась вдребезги, а лишь получила незначительный дефект в виде двухсантиметрового скола на углу…
- Помолчи лучше, - спокойно сказал Четвертый и поднял руку, обозначая внимание. – Чувствуешь?
Дед Пахом прислушался.
- Сожри меня изначальный огонь! – воскликнул он. – Матушка!.. Она… схло… смешивается! Да лихо как!
- Перерождается, - поправил его Генерал. – И, действительно… Довольно-таки быстро…
Они оба уставились в окно, ожидая чего-то, а чего именно – они и сами не могли сказать. Но из меланхолии их внезапно вывел уставший голос из-за спины: