– Например? Что Настя делает не так?
– Она не была откровенна со мной. Конечно, мне было известно про напряженные отношения с детьми Вероники. Но откуда все эти интриги? Непонятная история с пропавшим браслетом, какой-то прием арабских шейхов, буклеты с зарубежной недвижимостью. А эта ее нелепая выходка в конторе? Видите ли, ковры с вензелями ей понадобились! У нее что, проблемы с головой?
– Да нет. Я уверен, что это просто глупая шутка!
– Шутка? А вы знаете, что такое обнаружение преступного умысла? Нет? Ну, вот то-то же! Ваша невеста выдала свои криминальные планы, да еще в присутствии десятка свидетелей.
– Но что все-таки делать? – В голосе молодого человека звучало отчаяние.
– Я вызову ее для допроса. Может быть, общими усилиями мы сгладим то негативное впечатление, которое осталось у суда после допроса свидетелей обвинения.
– А это получится?
– Возможно. Хотя ручаться за это дело сейчас может лишь только сумасшедший.
«Или сумасшедшая», – добавила она про себя.
– Подсудимая, вы признаете себя виновной в убийстве госпожи Дворецкой Вероники Анатольевны?
– Нет, не признаю.
– Тогда поясните суду, верно ли, что из ваших рук потерпевшая приняла лекарство десятого октября прошлого года?
– Совершенно верно. Это я подала Веронике таблетку снотворного и стакан воды.
– Как известно, потерпевшая приняла внутрь цианид, а не снотворное. Как вы можете объяснить причину этого недоразумения?
– Убийства, – тихонько поправил Дубровскую прокурор, изобразив на лице слащавую улыбку.
Судья стукнул молоточком, призывая к порядку.
– Я никак не могу это объяснить, – пожала плечами Настя.
– Это правда, что вы по настоянию Вероники Анатольевны всегда носили лекарства при себе?
– Да, в небольшой дамской сумочке на плече.
– Было ли такое, что вы оставляли сумочку без присмотра в день празднования юбилея Дворецкой?
Задав вопрос, Дубровская уставилась на подсудимую, словно желая силой мысли передать ей нужный ответ.
«Да. Скажи: да. Забыла на журнальном столике, когда пила коктейль. Повесила на ручку в уборной, а вспомнила об этом через полчаса. В конце концов, лямка все время соскальзывала с плеча, и с этой проклятой сумкой было так неудобно наслаждаться изысканными кушаньями. Придумай что-нибудь!» – молила она.
– Ни десятого октября, ни в любой другой день я не оставляла сумку с лекарствами без присмотра, – твердо заявила Настя. – Это была просьба Вероники Анатольевны, и я отнеслась к ней со всей серьезностью.
– Кто-нибудь мог без вашего ведома подменить лекарства? – Дубровская отчаянно цеплялась за вопрос.
– Исключено. Вы же понимаете, что это невозможно.
Адвокат едва подавила горестный вздох.
– Почему доктор Пирогов назвал вас убийцей?
– По всей видимости, он решил, что Вероника Анатольевна погибла по моей вине.
– А каковы были ваши взаимоотношения с Пироговым? Не было ли у него по отношению к вам необъективности, предвзятости?
«Скажи, что это был старый сукин сын! Что он невзлюбил тебя с самого начала. Скажи, что он ревновал тебя к Веронике, поэтому придирался на каждом шагу», – посылала Дубровская мысленные импульсы своей подзащитной.
– Иван Васильевич – заслуженный врач, – следовал ответ. – Он искренне любил мою хозяйку и тревожился за ее здоровье.
– Почему же она не доверяла этому заслуженному врачу?
– Потому что больше доверяла мне.
– Вы слышали показания детей Вероники Анатольевны. Не считаете ли вы, что они настроены против вас?
– Это же естественно. Меня обвиняют в убийстве их матери. Как они должны еще реагировать?
«Боже мой, да у нее в голове солома!»
– А как вы относитесь к случаю, рассказанному адвокатом Плюхиным? Вы на самом деле вели подобные разговоры по телефону?
– Да, это правда.
– Вы что, на самом деле собирались все это купить?
– Нет. Я просто пошутила.
– Позвольте узнать цель этой шутки?
– А что, у шутки бывает цель?
– С меня довольно! – в бешенстве крикнула Дубровская, адресуя реплику молодому человеку, который буквально бежал за ней. – Если вашей невесте не терпится надеть петлю на шею, я умываю руки!
– Елизавета Германовна, подождите. Ну, постойте же! – Он схватил Лизу за руку. – Чем я могу помочь? Ну, хоть что-то я могу сделать для Насти?
– Конечно, – она перевела дух и даже улыбнулась. – Взять вину в убийстве Дворецкой на себя…
– К стене. Руки за спину.
Запястья обхватили холодные кольца наручников.
– Пошла вперед!
Настя двинулась как робот, механически передвигая ноги.
– Освободить коридор!
Они следовали по узкому проходу, а посетители, вставая с насиженных мест, поспешно удалялись в сторону окон и лестничных пролетов, чтобы даже краешком одежды не задеть эту угрюмую женщину в тюремных браслетах. Словно она была прокаженной, словно она могла кинуться на них. А ведь было время, она сама так же пробегала по судебному коридору, звонко постукивая каблучками, невольно вздрагивая каждый раз, когда мимо нее проводили человека в наручниках. Боже мой, это ведь было полгода тому назад!
– Позвольте один вопросик! – к ней кинулась молодая женщина с блокнотом в руках. – Как вы собирались потратить состояние Дворецкой? Правда, что оно оценивается в сто миллионов долларов?
Настя остановилась как вкопанная, натолкнувшись на любопытные, ждущие сенсации глаза.
– Да вы ополоумели, что ли, гражданка? – изумился конвоир. – А ну брысь с дороги! А ты давай топай. Чего остановилась?
Она получила ощутимый толчок в спину и двинулась вперед, словно лошадь по требованию кучера.
– Я, между прочим, журналистка, – летел по коридору звонкий голос. – Скажите все-таки, если бы у вас была возможность вернуть время назад, вы поступили бы точно так же?
Вернуть назад время? Настя вздрогнула. Это был бы выход…
Полгода назад…
Настя Дроздова выскочила из подъезда своего дома, преодолев последние две ступеньки крыльца одним прыжком.
– Куда торопишься, красавица? – догнал ее вопрос старого соседа.
– На работу, дядя Миша! – весело ответила она. – У меня сегодня первый рабочий день.
– И кто ты теперь у нас?
– Адвокат, я – адвокат!
– Ух, ты! Стало быть, ты теперь важная птица. Что же, прикажешь теперь тебя по отчеству величать? Евгеньевна, значит?
– Бросьте, дядя Миша. Для вас я по-прежнему Настя. Если у вас появятся какие-нибудь вопросы, заходите, не стесняйтесь!
– Нет уж, – упрямо качал головой старик. – Адвокат – это мне не по карману!
Дроздова с наслаждением подставила лицо яркому солнечному свету. Еще нет и девяти часов, а воздух на улице уже нагрелся. Никакой утренней прохлады нет и в помине. Значит, день снова будет жарким, и свободные от работы горожане двинутся за город, поближе к речкам, озерам и ручейкам, где, подставив полуобнаженные тела солнцу, будут наслаждаться дивным сочетанием жары и водной свежести. Находиться в городе в такие дни означало подвергать себя добровольной пытке. Но Настя и не думала роптать. Она спешила на новую работу, и прохожие, завидуя столь искренней радости на лице незнакомой девушки, невольно оглядывались ей вслед. Хотя, возможно, для этого была и другая причина.
Настя Дроздова не являлась красавицей в строгом понимании этого слова, но это было неважно, поскольку любой мужчина старше шестнадцати лет и моложе семидесяти признал бы ее весьма привлекательной особой. У нее было приятное лицо с умными серыми глазами, роскошные, пепельного цвета волосы и точеная фигурка, доставшаяся ей в наследство от матери-танцовщицы. Но ни ямочки на щеках, ни по-детски припухлые губы не могли обмануть внимательного собеседника. В ее взгляде, в манере поведения чувствовалась сила, несколько смягченная неоспоримым женским очарованием. Но, во всяком случае, назвать ее «милочкой» или «душечкой» мог только весьма недалекий молодой человек. Большинство из них, осознавая ее привлекательность, замечали еще и другие, не менее ценные достоинства: веселый нрав, доброжелательность и сообразительность. Правильнее сказать, Настя была умна, но это качество мужчины неохотно признают в женщинах, тем более в молодых и симпатичных блондинках…