— А Вы, Филинов, чего хотите?
— А мы возражаем.
— Да ну? И даже может письменно подготовили? Возражения?
— Так точно, — молодцевато выдал я и передал суду солидные по толщине возражения.
— Много написали… Буквы совершенно точно прямо все знаете, это похвально, похвально.
— Разрешите доложить позицию?
— Нет. С чего бы это? Не надо тут суду мельтешить.
Она одёрнула меня и стала бодро читать моё сочинение:
— Вот Вы тут пишете, теория, концепция, принцип рос юрий какой-то деката…. латынь, мать её…
— Рес юдиката — принцип правовой определённости, базовый принцип гражданского права на континенте.
— На верховный суд наш, будь он трижды неладен и чтоб у него трещина по фасаду выскочила, а у председателя на заднице — фурункул, ссылаетесь, так?
— Так точно, Ваша честь!
— Не надо мне тут про честь, мы не в кабаке. Вы сейчас издеваетесь над судом, Филинов?
— Ни в коем случае!
— А у Вас может и кодекс есть в наличии? — сварливо спросила она.
— Да.
— Даже с собой?
— Имеется!
— А случаем, знакомы со статьями о выдаче исполнительного листа на решение третейского? — подняла бровь она.
— Ну не так близко, как хотелось бы. Или не хотелось бы. Это норма в статье четыреста двадцать три. И далее по нумерации.
— Вот что-то в голове же проскакивает у Вас. А читали, стало быть, эти статьи?
— Да, так точно, читал!
— А видели, где там написано… Вернее, про Ваш верховный суд, про юдикату эту, про теорию, там ничего нет. Не написано, я Вам точно говорю, недавно смотрела. Там есть условия, когда лист не выдаётся. Основания для отказа. В четыреста двадцать шестой, часть третья, там есть… пять оснований, когда лист не выдаётся. Первое, второе и так далее. Вот там всё и написано. Читайте. А про эту Вашу латынь не надо чушь нести. Вам понятно?
Я нервно сглотнул. Ну правда, кому я тут про теоретические конструкции, про пленум, про правовую природу третейского суда собрался рассказывать? Для такой фундаментальной судьи есть статья и там пять оснований… И мать его, всё!
— Так точно, понятно.
— Значит так, я слушанье дела откладываю. Вы, — она некультурно ткнула пальцем в направлении оппонента. — Разберитесь, чего Вы там от меня хотите. А Вы возражения переработайте в человеческий вид. И вот если будет что-то по кодексу, какие-то нарушения, я откажу. А нет, выдам. И всё, никаких этих юдикатов…
Глава 18
Ветер и любовь
Я сидел за столом в офисе, практически застряв там после злосчастного, пошедшего совершенно незапланированным путём, судебного заседания по Мещерякову.
Опыт (который зачастую сын ошибок трудных) говорил о том, что в судебном процессе нет никаких гарантий в результате. Абсолютно не может быть уверенности, что судья поступит определённым образом или вынесет решение именно такое и именно так, как надо мне.
Больше того, примерно никогда дело к концу не выглядит так, как его описывал заказчик в начале и эти заблуждения, самообман и ложь — отдельная печальная песня.
Суд — это тоже то ещё казино, где рулетка находится в голове судьи, а иногда даже и не одного. Поэтому, когда судья не то, чтобы отвергла мои доводы, а вообще не смогла их понять и даже не стала пытаться, я не удивился. Тонус готового ко всему юриста вообще нельзя терять. Отказавшись от моей аргументации, она указала другую, причём ни малейшим намёком не дала понять, что у меня в её нормах есть шанс.
Итак, я, конечно, читал те статьи кодекса, но… Освежу, что там пишут?
Вкратце, условные основания отказа — нет дееспособности, недействительность третейского соглашения, не уведомление о третейском разбирательстве, выход за пределы третейского соглашения…
Стоп!
Мещеряков, конечно, тот ещё северный олень, но как бы он пропустил почтовое уведомление от третейского суда? К тому же согласно самому заявлению к нему приложены аж двенадцать почтовых уведомлений. Собственно, к делу подтянули, как его лично, так и фирму, мать как поручителя и брата.
Уведомлял их третейский суд сам, это входило в его грабительский тариф. То есть почта должна была быть из Москвы.
Да, с родственниками у него отношения крайне херовые, но это не значит, что и они проигнорировали бы такие грозные почтовые документы.
Между тем почтовая служба в Кустовом ровно одна и у меня там есть один хорошо смазанный знакомый.
Для начала я взял мобилет и набрал главному герою этого шоу «Как перестать быть миллионером», бывшему боевому дельтапланеристу, а ныне успешному предпринимателю и кристально честному человеку, Мещерякову.
— Александр Дмитриевич. Ну что, судебное прошло.
— Мы выиграли? Проиграли?
— Мы отменно держим оборону. А скажите мне, пожалуйста, Вы в течение пары прошлых месяцев не получали почтовых конвертов, в том числе странного содержания, из Москвы? Может пустой пакет или просто какая-нибудь ересь? Есть такая манера вместо судебных посылать странные обращения, чтобы получатель потом не мог доказать, получил он то или это?
— Нет, я точно не получал. Я вообще жду вестей от своего бывшего генерала, так что за почтой слежу, Вы уж не думайте, что я неорганизованный человек, Аркадий.
— Я Вас понял. Чтоб Вы были в курсе ситуации, банк представил уведомления о том, что Вы получали аж три уведомления о принятии иска к Вам от третейского суда, о первом судебном и втором, на котором якобы было вынесено решение.
— Якобы?
— Ну, кто их там знает, если почтовые уведомления — туфта, то и судебного, может быть, никто не проводил.
— Давайте мы их за это прищучим! Я приду в суд и ужо задам там всем.
— Нет. Категорически! Я Вам запрещаю являться, во избежание… Вы мне там такого наговорите, что затопите себя до глубины Марианской впадины.
— Но ведь правда на нашей стороне!
— Суд — это не пространство правды или лжи. Вам решение нужно в Вашу пользу или повыёживаться и покуражиться?
— Аркадий, что Вы такое говорите! Я — за справедливость.
— Это на поле боя. В суде мы получаем решение. Или наш противник. И там нет справедливости, закон такими понятиями не любит оперировать. Что для одного правда, для другого — смерть.
— Но я просто хочу помочь.
— Уже. Вы наняли меня, я делаю то, что нужно. Всё, отбой, Вы дали мне информацию. Займитесь тем, чтобы заработать себе на достойное пропитание и на оплату моих услуг денег. Отбой.
Звонок дзенькнул. Я поднял голову. В офис вальяжно входило трое одетых в широкие шаровары казака. А вот казаки ли это? Во мне мгновенно родилось громадное сомнение.
— Чем могу? — я встретил их стоя. На одном из стульев для посетителей сидел облачённый в комбинезон Джо, он читал газету и вообще изображал собой мебель. В крайнем случае, если возникала такая необходимость, я говорил посетителям, что он ремонтирует канализацию, благо его рабочая одежда этому вполне соответствовала.
— Аркадий, как Вас там… А мы уж думали, что Вы всё-таки умерли, — протянул самый коренастый из них с лёгкой досадой.
Форма странная. Ни знаков различия (не особо силён в них, но с казаками я довольно много тусовался, у тех форма сидела, как влитая и было полно имеющих значения значков, нашивок, даже серьги в ушах имели значение), ни форменной портупеи, ни нагаек.
— Не уверен, что это вежливо, считать человека мёртвым, — ровным голосом ответил я.
— У нас тут сотник пропал.
— Хотите проконсультироваться по этому поводу? Десять рублей за полчаса консультации.
— Не… мы хотели б, чтоб Вы, Ваше баронское высочество, почапали с нами к нашему барину. Немедля.
— Я против, — плавно потянулся к внутренней части пиджака. — А кто ваш барин, вы говорите?
— А Вы вот сами у него и спросите. Там и поговорите. Ну, давай по-хорошему, Аркаша. Не барагозь, паря.
— А какого вы полка, служивые?
— А мы и не говорили, что мы служивые. Мы — вольные казаки.