— А кто отправитель?
— Сельский полицейский, мелкий чин. Отправляет в науку непонятную для него херню.
— Ладно, допустим. И чем плоха почта?
— Плоха. Есть и второе задание там же. Найдёте там того самого профессора кислых щей.
— Изобразить коллегу учёному — это очень трудная задача. Особенно без двести грамм вискаря.
— Вы будете изображать вора, которые пытается сбыть краденое.
— Я слишком трезвый и для вора.
— Ничего, справитесь на голом актёрском мастерстве, без допинга.
— И что сказать? Я украл Ваш портфель с секретным чертежом?
— Нет. Глупости какие! Запоминайте, его зовут Цифферман Гюнтер Мартин. Он профессор по медицине и биологии.
— И что я ему якобы впариваю?
— Макр. И не якобы, я Вам его дам, даже помогу зашить в карман. Как и тот конверт, во внутренний карман.
— Это чтобы, если мы разобьёмся на самолёте, снять с трупа?
— Тайлер, не нагнетайте! Чтобы не потерять.
— На кой ему этот макр?
— Для науки. Скажете, что знаете, что он их ищёт. Мол, все в преступном мире Челябинска это знают, тем более, что так и есть. Покажете и предложите купить за шестьсот рублей.
— Сколько? Хрена себе!
— Я больше скажу, Тайлер, если он отдаст деньги, то они Ваши. Премия за усердие.
— Наконец-то я попробую двадцатипятилетний односолодовый ирландский виски!
— Кхе. Не заставляйте меня жалеть.
— Я готов! Теперь-то понимаю, почему без меня в этом суперсложном задании не обойтись.
— Главное, чтобы камушек купил именно этот профессор.
— А если у старого хрыча не окажется денег?
— Назовите цену, пусть думает. Скажете, что готовы ждать два дня, прежде чем поедете в Москву продавать там. Он Вам назначит встречу. Но на встречу уже не ходите, там будет Вьюрковский, он Вас узнает.
— Вот дерьмо! А как же мои честно заработанные вискарные деньги⁈
— В крайнем случае я Вам сам заплачу шестьсот рублей. Но при условии, что Вы не потеряете камушек, конечно же.
— Как же всё сложно!
— Целей сверхсекретного задания — два.
— Конверт и камень. Я понял.
— Нет. Сохранить Вашу шкуру в целостности и выманить Вьюрковского в Челябинск.
— Зачем?
— Потому что мне приятно Ваше общество, Тайлер, я хочу видеть Вашу пьяную морду и дальше по жизни. Вживую, а не в виде фотки на надгробной плите.
— У меня же нет фотографии?
— Тем более, Вам надо выжить. Поэтому Вам в рукав я вошью портальный свиток. Чуть что не так, смываетесь в Кустовой.
— А Ваш Предок-Покровитель точно не паук? Что-то Вы много сегодня порываетесь шить, босс.
Когда мы прибыли в мой «авиаотряд», было ещё довольно рано, так что я с Фёдором совершил несколько полётов. Он, я и усиленный магией фотоаппарат, которым мне удалось заснять ещё кое-какие не предназначенные для простых обывателей красоты кустовских земель.
Пока нас не было в аэродромном лагере, Тайлер уже освоился, подружился с остальными Иванычами и Дядей Ваней. Уже в новом статусе, предложил Дяде Ване выпить, точнее сказать, таким нехитрым образом самому угоститься спиртным.
— Я не пью, Тайлер, — криво усмехнулся старший этой странной семейки. — Бросил, когда третий родился. Никого не осуждаю, но с тех пор, как много лет назад это произошло, не выпил ни рюмки.
— И поэтому, — трагически озвучил свои самые страшные предположения Тайлер, — в лагере нет спиртного?
— Ну да!
— И магазинов поблизости нет?
— До ближайшего села восемнадцать километров. Мы в точке предельного удаления от трасс и населенных пунктов, где могут быть лавки.
— Дааа…. Вот уж поистине! Пришла беда, отворяй ворота.
Глава 21
Ожидания
— Фёдор Иванович!
— Да-да, — пилот курил.
Фёдор — это крайне харизматичный человек, в которого просто хочется влюбиться, причём будет непонятно, почему так произошло.
Сейчас он смотрел в сторону горизонта, который переливался разными красками, ветер трепетал его слегка вьющиеся волосы, в руке лётный шлем с очками, другой он держал сигарету марки «Текел», недавно извлечённую из широкой пачки тонкого картона с турецким полумесяцем и восточными узорами.
Ветер неторопливо и поэтично уносил полоски ароматного дыма. Когда Фёдор делал затяжку, то слегка прищуривался, смотря на собеседника (в данном случае это был я) чертовски умно и немного скептически.
Вот, бывает, слышишь «Фёдор».
И представляешь себе сына кузнеца, откормленного на мясе и молоке, молодого, тоже ставшего кузнецом. Сильного, щекастого, с ровным лбом, широкого в кости, с толстыми губами, которым бы позавидовали девушки моего мира. Такой сильный, что немного поднатужившись, ломал бы подкову, гнул кованые гвозди, и ходил бы тяжело, весомо, неторопливо, чуть вздыхая на ходу и помахивая при этом массивными руками.