— Мечтаю на море своих вывезти, — задумчиво проговорил Дядя Ваня, помешивая остатки и перекладывая их в отдельную кастрюльку, чтобы потом подогреть на завтрак. У них в семье это получалось как-то молча и естественно — распределение обязанностей.
Средний натаскал дров (примерно в расчёте на три месяца), сложил их в четыре разные кучи, только одна в сарае, объяснив это противопожарными мерами. Вместе со старшим они восстановили ворота, утеплили, а потом вообще собрали из притащенного (надо сказать, вручную) из полей контрабандного фургона себе что-то вроде спальной комнаты, более тёплой, чем сарай, где и спали.
Иваныч полностью отвечал за техническую часть, отец семейства неожиданно для своего возраста и статуса взялся за быт, готовил и мыл посуду.
Что интересно, семейство Дяди Вани легко существовало и в полной изоляции от местного китайца (который постоянно сторожил пустующий подвальный склад возле своей хатки), как если бы того вообще не существовало.
Джо же без лишних слов дал себя «припахать», вместе с братьями они притащили громадное количество свежескошенного сена и помог им собрать, то есть сплести, всем нечто вроде достаточно странных лежанок.
Я отметил для себя, что Джо не бунтовал и не роптал, не ушёл к своему соплеменнику, а остался с большинством, гибко осваиваясь в новых спартанских условиях.
Уже после заката где-то на горизонте завыли волки.
Чертыхнувшись, я сходил к грузовику, который был «припаркован» возле внешней стены громадины сарая. Он поместился бы и внутри, но пустое пространство предназначалось для самолёта.
Средний сидел у очага и в задумчивости жевал соломинку.
— Будешь?
Он хотел было отмахнуться, обычно так ему предлагали сигарету, а он не курил, но сейчас я протягивал ему прикладом вперёд предварительно проверенную армейскую винтовку.
Оружие из запрещённого списка, таким может владеть только имперская армия и специальные подразделения полиции, а также не менее специальные службы. Владение таким оружием — само по себе преступление. Говорить об этом были излишне, тут все взрослые люди.
Увидев оружие, он уважительно присвистнул, перехватил, взвесил в руках, потом плавно передёрнул затвор.
— Механика лязгает на середине «хода», надо смазать, — скорее сам себе проговорил он. — Аркадий Ефимович, это Вы насовсем отдаёте или так, сфотографироваться при случае?
— Насовсем.
— А патроны есть?
— Да, сорок штук. Надеюсь, хватит.
Средний брат уже ухитрился отцепить затвор и посмотрел сквозь оголившийся ствол.
— Да, хватит. Я ведь не буду тренироваться, только на поражение.
— А Вы хорошо стреляете?
— Врать не буду, я далеко не лучший стрелок. Но зато я уверенный.
— Это как?
— Это значит, что утку в полёте не собью, рука не так уж верна. Зато волка или волков, которые нападут на лагерь — убью всех. Не знаю почему, но, когда речь идёт о сражении насмерть… Короче, можете не сомневаться.
Он зарядил винтовку полученными патронами, спустя пару секунд самостоятельно нашёл предохранитель (а это значит, что в армии он не служил и такое вооружение видел впервые), поставил оружие на него и уселся, словно невозмутимый индеец на стоянке, умело оперев армейский винтарь прикладом в землю.
Вообще, конечно, он — моя охрана самолёта. Понятно, что с его точки зрения он охраняет свою семью, но заодно и меня прикроет.
Судя по задумчивым глазам среднего, который стал только что более вооружён, спать он не собирался.
— Я с тобой подежурю, — уселся с ним рядом Джо.
Ну, а мне можно и поспать.
…
Утро и следующий день прошли в ожидании.
Рации на моём самолёте не было, кстати надо бы купить и вторую «на землю». Так что связи нет. Фёдору дана инструкция, если Тайлер не вернётся к вечеру, то летать обратно на базу.
Меня, как заказчика и дворянина, ни к каким работам не привлекали. А так семейство всё время что-то делало, неторопливо, основательно, копали погреб, утепляли сарай, делали какие-то запасы. И хотя я заранее говорил, что эта «ставка» нечто временное, они окапывались, будто бы на годы.
Для меня этот день хотя и был наполнен безделием, но отдыха не принёс.
Я сто раз проклял своё же решение не лететь с ними, маясь от ожидания и неопределённости. Страхи и мысли о том, что могло пойти не так я решительно гнал прочь.
Время от времени я дремал на своей соломенной постели, когда под вечер, ощущая привкус желчи во рту, резко проснулся от брошенной кем-то фразы «летит».
В заспанное лицо ударил прохладный пряный воздух полей.
С запада на нас заходил тёмный силуэт самолёта. Почему не с севера?