Кузина под диктовку заполнила несколько прайсов, а в витрине я поставил большой щит благородно-белого цвета. Не знаю, что он делал в ателье, но у меня будет закрывать помещение от любопытных глаз.
На щите черной краской рукой Ионы, недовольной тем, что её беззастенчиво «припахали», печатными буквами было написано: « Вещь, предназначенная для обслуживания другой, главной вещи и связанная с ней общим назначением (принадлежность), следует судьбе главной вещи (ст.135)».
Суета, суета, суета…
В пятницу пошёл дождь. Приготовления были завершены, мебель расставлена, лицензия в рамочке, вывеска сверкала свежими красками, дверные ручки, да и вообще все блестящие поверхности отполированы персидской оптической пастой.
В восемь часов утра, всё ещё подрагивая от перманентного утреннего эффекта трёх паровых гудков (кстати, не заметил, чтобы их действие триггерило ещё кого-то, кроме меня), без всякого пафоса и торжественности, даже без разрезания ленточки, я открыл внешнюю дверь в свой адвокатский кабинет, зафиксировал её в отпёртом состоянии и перевернул табличку (она тоже была отмыта и подновлена) на «открыто».
Шёл ужасно мерзкий надоедливый противный дождь.
Мой первый посетитель вошёл без одной минуты одиннадцать. Скрипнул внутренней дверью, отряхнул зонтик, обнаружил что стойки для зонтов нет и рассеянно спросил:
— Можно ли получить юридическую консультацию?
— Десять рублей за полчаса разговоров, — ровным голосом ответил я, оторвавшись от написания черновика иска по делу Кукушкиной, отодвинул папку и прикрыл от любопытных глаз титульный лист чистой бумагой.
— Мыськов, — чуть подрагивающим голосом сообщил посетитель и протянул руку. — Полагаю, что всё сказанное здесь является адвокатской тайной?
— Всё верно. По закону меня даже допрашивать о таком нельзя.
— Славно… Вы в городе человек новый, определённо ни с одним из кланов не связаны, меня опять-таки не знаете. Тут, видите ли, какое дело… Мы с Марфушей в браке уже девятнадцать лет, но она стала ко мне совсем холодна.
С серьёзным видом кивнул. Не хотелось его расстраивать, но его историю, про плохую жену и про хорошего «его» я слышал за жизнь раз сто. Но, клиент, что поделать?
Мой первый день прошёл скучно, зато я читал взятый в библиотеке сборник кодексов, полицейские положения, местные законы, практически полностью «собрал» дело по Стрижову, даже добрался до местной газеты.
Заработок составил скромные тридцать рублей.
В субботу я тоже вышел на работу и не прогадал. Некоторое количество мастеровых и купцов пришли на консультацию, одаривая меня небольшим номиналом и обогащая житейскими историями о городе.
В воскресенье произошло что-то для меня совершенно неожиданное — выходной.
Я понял, что сегодня выходной, потому что семь казней египетских, то есть трио иерихонских труб, в этом городе воплощённых в три паровых гудка, не разбудили меня и я впервые проснулся сам.
Минуту лежал, с улыбкой смотря в побелённый с подозрительно бурыми пятнами потолок. Настроение отличное.
Неторопливо встал и с наслаждением потянулся всем телом, когда в дверь неожиданно постучали.
Чертыхнувшись под нос, накинул тапки и прошаркал к двери.
Это был не Филипп. На пороге высился высокий, полный, с растрёпанной седой бородой мужик, одетый в аляпистую яркую рубаху. Мужик держал в руках какую-то бумажку и словно бы не замечал меня, плавно покачиваясь взад-вперёд, немного переваливаясь с пяток на носки.
Поджав губы и чуть замерзая от возникшего сквозняка, я терпеливо ждал, когда мыслительные процессы незнакомца, словно старенький компьютер, перейдут к необходимости со мной поговорить (зачем-то же он ко мне стучал?).
И действительно, всего лишь через какие-то полминуты он сфокусировал на мне свой взгляд и распевно сказал.
— Аркадий Ефимович, голубчик, Вам пришла телеграмма… — и он снова замолчал, видимо, набираясь сил перед следующими словами, — я Вам её отдаю… а пользуясь случаем… напоминаю, что съём комнаты оплачен у вас до среды… в четверг я приду за… оплатой следующего месяца.
Мне уже хотелось в туалет. Всё понятно, это хозяин дома.
— Позвольте полюбопытствовать, какая у меня сумма в месяц?
Я успел пожалеть о своем вопросе, потому что он снова подвис. Вот, подлец, почему он такой медленный?
Принялся тихонько втягивать у него из мощной мужицкой руки бумажку и почти закончил, когда получил ответ:
— Восемьдесят… рубликов… за постой… или съезжайте по добру… по здорову…
— Спасибо, что занесли телеграмму, любезный. До среды определюсь. До свиданья и хорошего дня!