За довольно короткий период, в течение 1731–1732 годов, адвокаты Франции трижды приостанавливали свою работу вследствие притеснений со стороны правительства, и каждый раз правда оказывалась на их стороне.
Известный историк и правовед Е.В. Васьковский, едва ли не с восторгом писавший о путях становления французского профессионального сообщества, употреблял такие выражения, как «процветание адвокатуры во Франции», а также на конкретных примерах доказывал: «Если их сословию грозила какая-либо опасность, они немедленно соединялись вместе и общими силами отстаивали свои права и интересы». По его мнению, адвокатуру этой страны развивал тот дух независимости и солидарности, который впоследствии дал ей возможность подняться на недосягаемую дотоле высоту. Рассказав о том, что французские адвокаты пережили феодальные порядки с господством кулачного права и эпоху просвещенного деспотизма с широким развитием инквизиционного процесса, Васьковский в своей популярной среди специалистов книге «Организация адвокатуры. Очерк всеобщей истории адвокатуры» (СПб., 1893) делает очень интересное заключение: «Никогда адвокаты не обнаруживали в большей степени мужества и независимости при отправлении своих профессиональных обязанностей, чем в эпохи политических смут, брожения умов и разгара страстей, в те эпохи, когда, по-видимому, правосудие становилось жалкой игрушкой в руках политических честолюбцев, а справедливость обращалась в маску тирании».
Что же тем временем происходило в Российской империи, вступившей в 1861 году на путь преобразований государственного устройства?
Вопреки расхожему мнению, далеко не всегда деятельность присяжных поверенных сопровождалась восторгами и овациями, а жизнь их была похожа на сплошной праздник. История сохранила для нас множество показательных к тому случаев — от анекдотичных до крайне печальных.
Так, товарищ председателя одного из московских судов удалил из зала заседаний присутствовавших там адвокатов, чтобы очистить место для дам. О другом конфликте было написано так: «Недавно мировой судья одной столицы, рассердившись за что-то на присяжного поверенного, решительно, без всяких оснований приказал “вывести” его из камеры, что и было исполнено очень грубым и оскорбительным образом»[53].
Но куда болˆ ьшую опасность являли собой нападки, приводившие адвокатов к лишению свободы за свою профессиональную деятельность.
Присяжного поверенного А.И. Гиллерсона судили за непонравившееся властям выступление в суде в качестве защитника. Несмотря на то что отстаивать его интересы съехались члены сословия едва ли не из всех российских губерний, а также абсурдность обвинения, он был признан виновным и приговорен к году заключения в крепости.
Присяжный поверенный С.Е. Кальманович прибыл в Тамбов на заседание военного суда для защиты лица, обвиняемого в убийстве. Во время процесса подозвавший его к себе жандармский офицер заявил, что он арестован. Кальманович сообщил о произошедшем председательствующему. После этого суд удалился на совещание и вынес резолюцию о его освобождении от обязанности защитника. Затем присяжный поверенный был взят под стражу, дело было разрешено судом тут же, право принесения кассационной жалобы отвергнуто, смертный приговор приведен в исполнение.
В 1906 году в Иркутске был арестован весь состав Совета присяжных поверенных, и его функции перешли к окружному суду.
В 1914 году состоялся обвинительный приговор с осуждением к тюремному заключению в отношении большой группы — свыше двадцати пяти человек — участников общего собрания присяжных поверенных, голосовавших за принятие резолюции о направлении телеграммы защитникам Бейлиса, которая содержала протест против факта организации этого процесса.
Анализируя подобного рода случаи, Гессен резюмировал: «Аресты и высылки адвокатов стали явлением вполне обычным».
В таких условиях рекомендации советов своим членам при их столкновениях с грубостью и беззаконием со стороны представителей власти, в том числе судебной, согласно известной работе А.Н. Маркова «Правила адвокатской профессии в России» (1913), выглядели следующим образом: «Адвокат должен быть скромен и корректен, но он должен обладать бесстрашием и энергией в отстаивании своего личного достоинства и своих прав. Смущаться возможностью бестактности судьи и только на этом основании поступаться своими законными интересами член присяжной адвокатуры не имеет права. Совершенно неосновательно поверенному полагать, что он имеет право безразлично относиться к мнению судьи о нем как о частном лице и члене сословия. Он может игнорировать мнение судьи о нем, пока оно составляет личное достояние последнего, но раз это мнение в форме оскорбительной судья выразил в публичном заседании, поверенный не имеет права относиться к этому безразлично, он должен защищаться против бестактности и неуместных выходок со стороны судьи. От этой обязанности не освобождает соображение относительно возраста и болезненности судьи, ибо суд существует вовсе не для того, чтобы болезнь и старость могли проявлять в нем свои слабые стороны. Кто стар и болен настолько, что не может владеть собою, тот имеет все основания оставить судейское кресло и передать его тому, кто умеет и может быть приличен и корректен».
53
Описавший данный случай тот же В.В. Птицын так его прокомментировал, упомянув Францию: «