Константин Евгеньевич, здравствуйте. Первый вопрос как к практикующему адвокату с многолетним стажем, специализирующемуся главным образом на экономических делах. Скажите, какие нарушения, допущенные в «деле ЮКОСа», как на стадии предварительного следствия, так и на стадии суда, какие новеллы, а по сути незаконные практики, которые силовики обкатали на «деле ЮКОСа», в дальнейшем получили широкое распространение и стали применяться повсеместно к другим обвиняемым по экономическим статьям?
— Арсенал был достаточно богатым, сложно это систематизировать. В свое время мы его обобщали и сообщали нашим вышестоящим судебным инстанциям, Европейскому суду по правам человека. Что-то из нами сказанного услышали, что-то нет. Если говорить о квинтэссенции, то мне бросилось в глаза, что в «деле ЮКОСа» проявилась вопиющая правовая вседозволенность, когда для следователей не было никаких юридических препятствий и они вытворяли (я, пожалуй, другое слово здесь не подберу) все, что им заблагорассудится, невзирая не только на нормы закона, но и на элементарный здравый смысл. И тот же подход затем демонстрировали как судьи, кто рассматривал дела Ходорковского(*) и Лебедева по 1-й инстанции — это был сначала Мещанский районный суд города Москвы, а потом Хамовнический, — так и вышестоящие судебные инстанции.
Я хочу для иллюстрации привести очень демонстративный пример, для понимания сути которого не нужно знать вопросов нефтедобычи, финансов и всего прочего. Когда дело поступило в Мещанский суд, защита перед этим была ограничена в сроках ознакомления с собранными следствием материалами, хотя дело Лебедева насчитывало 163 тома, а дело Ходорковского(*) — 227. Поэтому наши подзащитные не знали всего, что находится в этом огромном по объему делу. В один из первых дней в суде Лебедев подозвал меня к себе и попросил обратить внимание, что в обвинительном заключении на определенной странице записано, что кроме всего прочего, вина Лебедева подтверждается неким служебным письмом с его подписью. Но сам он ко времени, которым датировано письмо, в этой организации уже не работал и его подписать поэтому не мог. По этой причине он попросил меня проверить, что на самом деле находится в уголовном деле в указанном в обвинительном заключении месте. Я открываю уголовное дело и вижу, что в письме фамилия Лебедева там вообще не названа, указан совершенно другой человек. Стало понятно, что как минимум это ошибка, а как максимум — злоупотребление следователей, кто таким образом увеличивали сущность и считали, что это доказательство.
На ближайшем судебном заседании я встаю и, не очень стесняясь в выражениях, говорю — уважаемый суд, обратите внимание, каким образом формируется обвинение: дается ссылка на письмо, якобы подписанное Лебедевым, а на самом деле письмо есть, а подписи Лебедева там нет. Суд меня внимательное выслушал, дело доходит до прений, встает прокурор и в числе прочего говорит: а вина Лебедева доказывается письмом за его подписью. Я изумился и, выступая, употребляя почти нецензурные слова, сказал, что я думаю о таком прокуроре, который говорит очевидную глупость, фальсифицирует доказательства. Каково же было наше изумление, когда при оглашении обвинительного приговора все услышали включенную в него ту же фразу: вина Лебедева подтверждается его подписью под письмом от такой-то даты, находящимся в уголовном деле!
Но если вы думаете, что данная эпопея этим же и закончилась, то вы ошибаетесь. Поскольку эта фраза кочевала из одного решения вышестоящей инстанции в другое и дошла даже до Верховного суда РФ, где уважаемый член высшего судебного органа страны, отвечая защите на надзорную жалобу, написал, что в числе прочего вина Лебедева подтверждается его подписью под этим злосчастным судом.
Вот и возникает вопрос: как с таким безобразием бороться? Тем более что подобные подходы берутся на вооружение следователями и судами и широко до сегодняшнего дня тиражируются.
У меня в этой связи перед глазами стоит картинка — тот же самый Следственный комитет РФ, который находится в Москве на Техническом переулке. События примерно двухгодичной давности. Мы с коллегами изучили материалы законченного расследованием уголовного дела, весьма удивились плохому качеству собранных доказательств, о чем прямо сказали следователю по особо важным делам. На что получили откровенный и циничный ответ: не беспокойтесь, господа адвокаты что вы переживаете, сейчас практически любое дерьмо, направленное нами в суд, заканчивается обвинительным приговором…