Филипповны. Дело в том, что глаза у малыша были зелёные. Павел, как и мать, голубоглазый, у Ольги тоже очи ясного неба. Так почему же, вернее, от кого Исаак получил зелёные глаза?
В их роду ни у кого не было зелёных глаз, и Анастасия Филипповна потребовала, чтобы сделали анализ ДНК.
И нарвалась на такой скандал!
Павел рвал и метал, а Ольга сидела, словно мышь под метлой. И отношение к малышу у женщины тут же изменилось. Им занималась одна только Ольга, иногда в детскую заходил Валерий Исаакович, поглядеть на внука.
Он, кстати, признал в нём родство. Он решил, раз уж сын принял малыша, значит, и он примет. Одна только Анастасия Филипповна держала оборону.
Потом Павел купил дом в посёлке Медовый, и молодая семья съехала в него.
А потом случилось несчастье, Павел погиб вместе с сыном, а Ольга чуть с ума не сошла от горя. Она была похожа на тень, и впервые Анастасия Филипповна смягчилась.
Свекровь и невестку сблизило общее горе.
Через полгода выяснилось, что вот этот вот дом, в котором они сейчас живут, принадлежит Ольге. У Брянцевых были две роскошные квартиры, и одну из них, и этот дом, всё это они в своё время переписали на сына. А он, в свою очередь, сделал хозяйкой жену.
Анастасия Филипповна нешуточно испугалась, сразу мелькнула мысль, вот, сейчас невестка возьмёт, и лишит её самого любимого места проживания. Но, нет.
Ольга сказала им, что никуда их не гонит. Они здесь всю
жизнь прожили, ну, почти всю, и она не имеет права сгонять
их с насиженного места. А ей вполне хватит того особняка, в котором она жила с Павлом.
Сказать, что Анастасия Филипповна была поражена, ничего не сказать. Она ожидала скандала, и перспективы переехать в квартиру, но всё прошло тихо, мирно.
Лучший друг Павла, тот самый Алексей, он не смог приехать на похороны, и вырвался из Америки, где сейчас жил, и преподавал психологию, только через год.
- Думаю, сейчас это не важно, - вздохнул Алексей, разговаривая
тогда с Анастасией Филипповной в беседке, - но я всё же скажу, эта глупая кошка ему изменила.
- Ты об Ольге говоришь? – догадалась женщина.
- О ком же ещё, - пробормотал Алексей, - эта курица ему тогда возбудитель в пиво насыпала, и в постель затащила. Беременной она уже была.
- А ты откуда всё это знаешь? – поразилась Анастасия Филипповна.
- Стасика к стеночке припёр, - вздохнул Алексей, - это долгая история, но ясно одно, она Пашку хитростью под венец затащила.
- Она мне никогда не нравилась, - фыркнула Анастасия Филипповна, - и второй малыш тоже ведь нагулянный был.
- Я тогда не обратил внимания, - продолжал меж тем Алексей, -
они тогда Павла в машину погрузили без сознания, а потом он мне позвонил, и я узнал, что она надумала Павла на себе женить.
- Что же теперь делать? – спросила Анастасия Филипповна.
- А уже ничего не сделаешь, - пожал плечами Алексей, - она получила деньги Паши, и я не удивлюсь, если она эту аварию и подстроила.
- Господи! – только и смогла произнести Анастасия
Филипповна, - но она же любила его.
- Вы и в самом деле верите всем словам этой пройды? – удивился Алексей.
- Нет, она очень убедительно горюет.
- Притворяется, - вздохнул Алексей, - я попробую пошукать по своим знакомым, чтобы занялись этим делом.
И на этом их разговор был закончен. Однако, через две
недели Алексей вернулся в Нью – Йорк, и более от него не было вестей. Похоже, его слова были пустыми.
Через десять минут я мчалась по шоссе, перемалывая в мозгу полученную информацию. Информация эта меня только придавила, и ещё больше запутала.
Из всего сказанного я поняла одно, Ольга обманула Альбину, сказав, что Павел сам, добровольно сделал ей предложение. Оно и понятно, перед подружкой лучше выглядеть счастливой возлюбленной, нежели обманщицей и аферисткой, подсыпавшей парню в алкоголь возбудитель, чтобы потом свалить на него
нагулянного ребёнка.
С этим Алексеем мне не поговорить, он в данный момент в Штатах. И куда подевалась Роза Нивенко?
Я резко остановилась, и вынула из сумки ноутбук. Так, что там Бодя делал? И я ловко нашла эту самую Розу-мимозу. Нивенко Розалия Юрьевна, училась в английской школе, которую окончила в таком-то году с золотой медалью.
Всё, больше о ней известий не было. Она словно исчезла, растворилась в воздухе.
В нервах лучился. лучился. и. были. я выкурила всю пачку сигарет, продымилась, словно копчёная селёдка, теперь, наверное, на меня ни одна муха не сядет, закрыла ноутбук, и, когда пробка рассосалась, поехала домой.
В прихожей я почувствовала запах лака, а в гостиной застала маман, усердно покрывающую свои длинные, миндалевидные ногти ровным слоем чёрного лака.
- Ужасно! – воскликнула я, сев напротив, - чёрные ногти! Ты что, в готы записалась?
- Я в журнале прочитала, что сейчас это последний писк.
- А в салон сходить не судьба? – прищурилась я, - я ненавижу запах лака. Хочешь, чтобы твою дочь вырвало?
- А ты хочешь, чтобы твою мать вырвало при взгляде на
твоего хахаля?
- Какого хахаля? – простонала я.
- Да звонил тут один, Петя.
- Какой ещё Петя? – вытаращила я глаза, - не знаю такого.
- Да? Значит, этот сержант тебя уже не интересует?
- Не сержант, а лейтенант, - насупилась я, - и его зовут Макс.
- Ясно, Василий.
- Мама!
- Что? – улыбнулась маман, и наманикюренной ручкой послала
мне воздушный поцелуй.
- Мама! Ты...! – и я задохнулась, так как не нашла слов для достойной отповеди.
- Хочешь сказать, что твоя мамочка – стерва? – засмеялась
маман, - но язык не поворачивается сказать такое родной
матери?
- Я совсем не это...
- Да ладно тебе, – махнула рукой маменька, - то, что я стерва, я
сама знаю.
- Женщины обычно это не афишируют, - скривилась я.
- А я исключение из правил, - ухмыльнулась маман, - и потом. Рядом с дочерью, на диване, можно.
- Угу! – промычала я, и положила ногу на ногу, - ответь честно, чем тебе Максим не нравится?
- Честно? – задумалась маман, - да ни чем. Милый, симпатичный, но я не хотела бы заполучить в зятья мента. Это раз, но это не основная причина.
- Основная причина, я полагаю, Дима, - прищурилась я.
- Да, это и есть основная причина.
- С торговцем наркотиков я жить не буду, - решительно заявила я.
- Да с чего ты взяла...
- Всё, больше ничего слушать не желаю, - я встала с места.
- Какая ты стала, – вздохнула маман.
- Какая?
- Жестокая.
- Вот уж не правда. Кстати, этот граф Дракула гроб забрал? – вспомнила я.
- Забрал.
- Слава Богу, видеть уже не могу, как это стоит в гостиной.
- Перестань ты его Дракулой называть. У него имя есть.
- Да, Дмитрий Глебович Северский, торговец дурью, и по совместительству мой бывший муж, - скривилась я, - ненавижу его.
- Ага, значит, любишь, – подхватила маман.
- Мама! – застонала я.
- Любовь и ненависть, две вещи...
- Несовместимые, как гений и злодейство, - закончила я.
- Наоборот, очень даже совместимые. Ненавидишь, значит, ревнуешь.
- Что за бред? – поморщилась я, и отправилась к себе.
Манюня в моей комнате растянулась на кровати, задрав кверху лапы, я присела на краешек кровати и стала чесать ей брюшко. Кошка замурзилась, вскочила, и поставила лапки мне на плечо. Пожалуй, с кошками мне легче всего общаться.
Они такие бесхитростные, ласковые, мне так нравятся зелёные
глазищи моей Маняшки, которые смотрят на хозяйку с
любовью и щурятся.
Я обняла свою любимицу, и прижала к себе.
- Ну, что, продувная бестия? Что мне делать? Где искать разгадку на свои вопросы?
Я положила кошку на кровать. Взяла томик сонетов Шекспира, и углубилась в чтение.
Но мысли всё равно текли в другом направлении, и я позвонила Богдану, вспомнив, что обещала устроить его племянницу в ГИТИС.