Юра отрицательно покачал головой.
- Так в чем же дело? - продолжал недоумевать букинист, слегка уязвленный непонятным поступком покупателя.
Юра молчал - лгать он не мог себя заставить, а сказать правду было нельзя.
- Ну что ж, - разведя руками, сочувственно произнес букинист. - Эти книги у меня, сударь, не залежатся. А вы потеряете на этом тридцать копеек. Увы, таковы законы коммерции.
Юра одну за другой нехотя передал букинисту книги. Последнюю - потрепанную, без обложки и первых страниц - он на мгновение задержал в руке и слегка погладил ее, будто она была новая и он с нею прощался. Это не ускользнуло от всепонимающего старика букиниста. Отсчитывая деньги, он сказал Юре:
- Знаете что, до следующего воскресенья я задержу эти книгу для вас. И отдам вам не за рубль, а за семьдесят копеек. Не всегда ведь в нашем благородном деле нужно подчиняться жестоким законам коммерции.
К церковной ограде Юра пришел без денег. Но с увесистым куском еще горячей колбасы с гречневой кашей. Но Семена Алексеевича на месте не было. Юра, радостно возбужденный, что может помочь своему другу, растерянно огляделся по сторонам.
Голодные и вызывающе-дерзкие беспризорники стали уже выписывать круги вокруг Юры, с вожделением поглядывая на колбасу. И тут снова появился Семен Алексеевич. Он увлек мальчика в тень церковных служб. Торопливо жуя колбасу и довольно глядя на Юру - все-таки он не обманулся в мальчишке, - Семен Алексеевич тихо объяснил:
- Понимаешь, я с раннего утра здесь, возле церкви, болтаюсь. В людном месте легче всего прятаться. Вот я и прилепился к нищим... За город бы податься, подальше от казематов, да только в такой робе меня враз возьмут.
Юра несколько мгновений о чем-то сосредоточенно думал, потом с решительным видом произнес:
- Я принесу вам одежду. Я мигом. Боюсь за вас очень.
- Где ты ее возьмешь? - В голосе Красильникова прозвучало неподдельное сомнение.
- Достану... Мигом достану... Только вы меня обязательно дождитесь! Ладно?
Красильников посмотрел на Юру долгим, потеплевшим взглядом и сказал, слегка подсмеиваясь над собой:
- А куда я в этих лохмотьях денусь?..
На этот раз Красильникову пришлось ждать долго. Юра разыскал его только под вечер на опустевшем базаре - уже последние, самые неудачливые и самые терпеливые продавцы грубили на ручные тележки нераспроданные за день огурцы, помидоры, белоснежные кочаны капусты и уезжали домой или на постоялые дворы.
В кустах за забором Красильников снял с себя лохмотья и натянул щегольской офицерский френч без погон, слегка тесноватый в плечах.
- Тебе не попадет? - довольно щурясь и вместе с тем озабоченно спросил Красильников, надевая почти новые ботинки.
- Нет, не попадет, - уверил его Юра. - У нас много всего.
Не заметят.
- Ну а если вдруг заметят, ты уж, пожалуйста, ни слова про то, кому отдал. А то и меня заметут, и тебе достанется. Красильников встал, притопнул ногами так, что из-под подошв взметнулась пыль. - А ботинки в самый раз! - довольно сказал он и протянул Юре руку: - Ну, спасибо тебе, Юрий! Спасибо за выручку! - Семен Алексеевич крепко пожал Юрину руку. Что я тебе напоследок скажу?! Наш ты пацан. По всем статьям - наш. Беги ты от этих беляков, пока не поздно! Беги! На кой ляд они тебе сдались?!
И он медленно пошел с базара, кося глазом на свою одежду, вживаясь в нее. Юра провожал его грустным взглядом.
Город жил, всем своим обликом подчеркивая деловую преемственность с прошлым. На улицах всюду сновали извозчики. На тротуарах центральной улицы совершали ежедневный бесцельный и ленивый променад местные обыватели. Вывески магазинов, молочных, булочных носили имена Чичкина и Бландова, Прохорова, Корнеева и Филиппова. Пестрели афиши увеселительных заведений и различные объявления граждан. С беспечным видом просматривая их, Семен Алексеевич отыскал одно, выведенное каллиграфическим почерком: "Продаю коллекцию старинных русских монет. Также покупаю и произвожу обмен с господами коллекционерами. Обращаться по адресу: Николаевская, 24, кв. 5. Платонов И. П. ".
Прочитав это объявление, Семен Алексеевич рассеянно просмотрел еще и другие и зашагал по улице...
Вскоре он уже стоял у двери с медной табличкой: "И. П. Платонов-археолог". Постучал. Дверь открыл сам Иван Платонович.
- Вам кого? - спросил он.
- Я по объявлению.
- Войдите.
Старцев пошел впереди, Семен Алексеевич - следом, задевая плечами пыльные алебарды, щиты и секиры, висящие на стенах.
- Антикой интересуетесь или же Русью?
- Мне нужны две монеты Петра Первого... эти... черт бы их... "солнечник" и двухрублевик! - неуклюже назвал пароль Семен Алексеевич.
Иван Платонович вскинул голову:
- Вы?! - тихо спросил он.
- Да, я - Человек без имени.
Юра не предполагал, что пропажа обнаружится так быстро. Он сидел на подоконнике с книжкой в руках и с тревогой прислушивался к тому, что делается в соседней комнате. А там вестовой скрипел дверцами шкафа и сокрушенно, как это делают старухи в деревне, ахал и бормотал:
- Шут его знает, куда он запропастился. Вчерась с утра будто бы я его еще чистил. Точно помню, коза его возьми, - разговаривал сам с собой обескураженный вестовой.
- Так куда же он мог деться? - раздраженно спрашивал Кольцов. - Не могли же его украсть!
- Это точно. Ежели б крали, так этот, мериносовый... - рассудительно объяснял вестовой.
Потом послышались шаги, и Павел Андреевич вошел в комету Юры. Окинув взглядом комнату, он обратился к Юре:
- Ты не видел мой френч, Юра?
Юра не ответил. Он сделал вид, что очень увлечен чтением.
- Юра, я тебя спрашиваю?! - громче и настойчивее повторил Кольцов. Ты не видел мой френч?
Юра оторвал глаза от книги, поковырял пальцем подоконник нехотя сказал:
- Видел.
- Где он?
Юра, понурив голову, молчал. На лбу его собрались морщинки: он что-то лихорадочно соображал.
- Ну?
- Я... я его взял.
- Как - взял? Куда? - изумленно переспросил Кольцов.
Юра поднял голову, посмотрел на Кольцова и опять молча потупился.
- Юра, может, ты мне все-таки объяснишь?..
Юра продолжал молчать. Губы у него задрожали.
- Я... я не могу сказать... я ничего не скажу, - прошептал он прерывающимся голосом.
Кольцов несколько мгновений молча смотрел на него долгим, выжидающим взглядом, потом резко повернулся, пошел к выходу. Распахнув дверь, он остановился, с укором бросил через плечо: