- Павел, - сказала Таня, как только за профессором закрылась дверь, я хотела видеть вас... Я знаю о вашем разговоре с отцом. Знаю, что он запретил вам встречаться со мной, равно как и мне с вами. Папа принял решение отправить меня в Париж. И я не увижу вас... вероятно, никогда...
- Ну что вы, Таня! - попробовал возразить Кольцов, пряча в глазах печаль. - Окончится война...
- Не нужно ничего говорить... - Таня быстро прижала свою руку к его губам и, помолчав, добавила: - У меня не будет больше времени сказать вам это... Я люблю вас. Наверное, давно, с той первой нашей встречи...
Павел удрученно молчал, понимая, что у него нет убедительных слов, чтобы ответить ей с той же прямотой. Да Таня и не ждала от него никакого ответа: она говорила и говорила, словно боясь, что ее решимость скоро иссякнет и она не успеет сказать ему всего.
- Вы говорите - окончится война. Но она не окончится скоро. Господи, быть может, она совсем не окончится, пока вы все не перестреляете друг друга. Это ужасно! Ужасно! Я хочу спасти вас, Павел... Я поговорю об этом с Владимиром Зеноновичем. Он любит меня и расположен к вам. Он поймет нас и, быть может, поможет и вам уехать в Париж.
- Но, Таня... Это невозможно! Идет война, и я солдат. Этот поступок был бы справедливо расценен как дезертирство...
- Нет-нет! Владимир Зенонович послал бы вас в длительную служебную командировку... Прикомандировал к русской военной миссии в Париже. Стоит только вам сказать "да", и я умолю его!..
Несколько мгновений Кольцов молчал, потом взял Таню за руку, тихо сказал:
- Вы были предельно откровенны со мною, Татьяна Николаевна! Я хотел бы ответить вам тем же! Я благодарю вас за те чувства, которые вы высказали мне. Вы мне тоже нравитесь. Очень. Но сказать "да" я не вправе. Я не могу поступиться своей совестью и честью солдата. Родина в опасности, и я не смогу издали, в тепле и сытости, наблюдать за тем, что происходит здесь. Я не смогу так жить! Не обижайтесь на меня!
- Я знала, что вы так скажете, - грустно обронила она. - Простите!.. И прощайте... - Однако она не торопилась уходить - долго, словно стремилась запомнить его лицо, смотрела на него. Сказала: - Позвольте, я поцелую вас.
Молча прошли они в вестибюль, молча простились. Кольцов спустился по ступеням, а эхо относило звук его шагов назад, к Тане...
В смятенном настроении, еще не зная, как ему поступить со своими чувствами, Кольцов, повременив немного, отправился на Николаевскую. Он явственно отдавал себе отчет в том, что столь внезапный и рискованный приход Фролова к штабу мог быть вызван только чрезвычайными обстоятельствами. Он понял: чтото случилось с Красильниковым.
- Ты меня прости, что пришлось прибегнуть к такому способу связаться с тобой, - невозмутимо встретил его Фролов, когда Кольцов пришел к Старцевым. - Но есть дела безотлагательные.
Они прошли через знакомую комнату, уставленную шкафами. Фролов толкнул дверь в маленькую комнату, пропустил Кольцова впереди себя. В комнате тускло горела подвешенная к потолку керосиновая лампа, окна были завешаны одеялами.
- Узнаешь? - спросил Фролов.
Кольцов присмотрелся и в полутьме комнаты увидел лукаво улыбающегося Красильникова.
- Семен Алексеевич? - радостно пожал ему руку Кольцов, - как же тебе удалось вырваться?
- Сам господин градоначальник собственноручно выпустил, даже, можно сказать, выгнал. Довольно грубо! По ошибке, конечно.
- Ты что, тоже сошел за железнодорожника? - с доброй лукавинкой спросил Кольцов, польщенный тем, что его психологический экспромт с градоначальником так удался.
- В той ситуации я и за циркового артиста готов был сойти! - веселый оттого, что видит своих друзей, пошутил Красильников.
Фролов стоял в проеме двери в своем широкополом купеческом сюртуке, и на лице его расплылось выражение довольства.
- Кособродов и Николай тоже бежали, - сообщил он Кольцову. - Но оставаться им в городе нельзя. Гарнизон поднят на ноги. Производятся повальные обыски.
Кольцову не хотелось сейчас рассказывать о том, как он способствовал этому, и он присел к столу, вынул из кармана мундира несколько исписанных листков, передал их Фролову.
- Что это? - посмотрел Фролов на бумагу.
- Отчет о переговорах Ковалевского с союзниками. И тактико-технические данные танков, которые уже доставлены в Новороссийск, - обстоятельно стал докладывать Кольцов. - Выгрузка танков начнется в ближайшие дни. Двенадцатого сентября начнется наступление на Орел и дальше - на Москву, Вероятнее всего, танки будут доставлены сюда к началу наступления.
Несколько минут все молчали. Фролов поправил фитиль у лампы, прикурил. Лампа качнулась - зыбкий свет заколебался на стенах. Повернувшись к Красильникову, Фролов решительно произнес:
- Что ж, Семен! Нечего тебе сидеть здесь, испытывать судьбу. Сегодня же ночью выедешь в Новороссийск.
- Ясно, - сказал Семен Алексеевич.
- С тобой поедут Кособродов и Николай. Оба - железнодорожники. Проверенные товарищи... Кособродов работал в Новороссийске в депо, хорошо знает местные условия.
- Взрывчатки бы достать! - пыхнув цигаркой, деловито сказал Красильников, и вокруг его озабоченных глаз тонкими сетками собрались морщинки.
- Там неподалеку каменные карьеры, - ответил Фролов. - Рвут камень для цементных заводов. Местные подпольщики помогут вам со взрывчаткой.
- Ясно, - тихо повторил Красильников и, тщательно загасив о каблук окурок, посмеиваясь, спросил: - А скажи-ка мне, купец первой гильдии, на гроши ты не богат?
- Если тебе миллион, то не найду, - в тон ему, играя под скотопромышленника, ответил Фролов.
- Дай хоть на робу какую приличную. Не могу же я в этом офицерском френче красоваться. - Красильников начертил в воздухе вокруг своего лица круг и сказал: - Не соответствует...
Кольцов, который уже несколько раз бросал изучающие взгляды на френч, подошел ближе к Красильникову и поднял клапан нагрудного кармана. На внутренней его стороне чернильным карандашом были начерчены две буквы: "П" и "К".
- Что ты там ищешь? - недоуменно спросил Красильников.
- Нет-нет, ничего! - И добрая, задумчивая улыбка озарила лицо Кольцова. - А ведь хороший парнишка растет... Определенно, хороший! Правда же?
- Ты про кого это? - не понял сразу Красильников.