Письмо, взятое у Мирона, на первый взгляд никакого интереса не представляло. Некий весьма хозяйственный человек сообщал, что он жив и здоров, и интересовался у своего давнего знакомого (так явствовало из тона письма?) Михаила Васильевича Пискарева ценами на картофель и крупу и в конце передавал обычные приветы близкой и дальней родне. Дело обычное, житейское! Сколько таких пустячных писем бродило по дорогам страны, завязанных в котомки, зашитых для верности в подкладку, писем с оказией, без надежды на ответ!.. Но это письмо отправлял начальник контрразведки Щукин, отправлял с предосторожностями через связника, одно это свидетельствовало о том, что у данного письма есть другой, тайный смысл, что это явная шифровка.
Понимая, что дело это опасное и трудное, боясь упустить попавшую к ним в руки важную нить, Фролов решил сам по белогвардейской эстафете добраться до Новозыбкова.
Можно было переправиться на ту сторону по своей, чекистской цепочке, налаженной и проверенной. Но Фролов хотел получить в руки сразу всю белогвардейскую эстафету и установить над людьми Щукина тщательный чекистский контроль. Такое выдавалось не часто и оправдывало риск.
С поезда Фролов сошел у небольшого станционного домика, над которым виднелась попорченная пулями фанерная вывеска: "Разъезд 217-й версты".
К разъезду жались ветхие, с покосившимися крышами, домики. За плетнями клонились к земле пожелтевшие тяжеленные круги подсолнечника.
Фролов уверенно зашагал к дому, во дворе которого была прибита к шесту - дивная для военного времени - зеленая скворечница.
Во дворе яростно, гремя увесистой цепью, залаяла собака, торопливо открылась калитка. Перед Фроловым встал молодой, крепко сбитый парень с хитрыми, увертливыми глазами. Фролов сразу узнал его по рассказу Мирона. Семен в свою очередь тоже бесцеремонно рассматривал Фролова и молча ждал, что тот скажет.
- Неприветливо встречаешь гостей, Семен, - с легкой и ничего не значащей обидой укорив парня Фролов.
- Тю! Ты откуда меня знаешь? - удивился Семен.
- Николай Григорьевич кланяться тебе велел, - сказал Фролов первую половину пароля. Настороженности, застывшей на лице Семена, заметно поубавилось.
- Что пользы с его поклонов. Часы я ему передал, а он никак их не отремонтирует... - отозвался Семен с деланной сонливостью.
- Часы в мастерской. Отремонтируют в пятницу.
- Тебя что, переправить? - шарил по лицу и по одежде Фролова хитроватыми, осторожными глазами Семен: дело серьезное, здесь нужно без всякой оплошки.
Фролов согласно кивнул.
- Не поздно? Может, заночуешь? - предложил парень.
- Спешу, Семен, - уклонился от этого предложения Фролов.
- Дело твое. - Он взял возле веранды весла, положил их на плечо. Махнул Фролову: - Аида! - И они пошли со двора по крутому меловому спуску к берегу.
Взвихрились воронки прозрачной зеленой воды. Лодка, слегка переваливаясь с боку на бок, пересекла открытое пространство и нырнула в густые камыши. Долго плутала по лабиринту озер и озерец, пока не оказалась в поросшей верболозом и кугой старице.
Семен налегал на весла, и крутые бугры мускулов играли под рукавами его куртки. Он явно торопился и дышал тяжело и сердито. Но вот сбоку от прибрежного леска, за крутым поворотом, им открылось село. На взгорочке стояла, словно нарисованная, беленькая и круглая церквушка, а вокруг нее раскинулись такие же беленькие и уютные домики.
- Во-он в той церкви отец Григорий требы служит, - показал головой Семен. - Вечерни сегодня не будет, так что, ежели упросишь, он тебя ночью и повезет. Ночью сподручнее.
Долго упрашивать отца Григория Фролову не пришлось. Вероятно, он побаивался этих нежданных и опасных гостей и стремился поскорее от них избавиться. Выслушав Фролова, он молча сходил в сарай, вывел коней, стал запрягать их в тарантас.
Был отец Григорий огромного, даже устрашающего, роста, на голову выше Фролова, с большими красными ручищами и с густой и черной, как вакса, бородой, в которой виднелись какието соломинки - наверное, до прихода гостя батюшка сладко опочивали.
Солнце уже легло на горизонт, когда они выехали. Дорога то выгибалась по краям оврагов, то ровно и прямо тянулась степью. Тарантас, гремя железными ободьями колес, резво катился по пыльному шляху, и село с церквушкой вскоре осталось далеко позади.
Священник, тяжело навесив плечи над передком, сидел впереди Фролова. Поверх рясы он натянул, чтобы выглядеть помирски, парусиновый пыльник, на голове покоилась черная монашеская скуфейка.
Помахивая тяжелым кнутом, отец Григорий, не оборачиваясь, сердито басил:
- И где только вы беретесь на мою голову?!
- Не переправляли бы, отец Григорий! - насмешливо посоветовал ему Фролов.
- "Не переправляли бы", - гневно передразнил Фролова отец Григорий. Мне ж за каждую переправленную живую душу по пять золотых десяток платят... И помогать своим опять же надо!..
- Так брали бы винтовку!
- Сан не позволяет... Да и не понял я - прости господи! - пока ни хрена в этой заварухе, - откровенно сказал священник и затем, обернувшись к Фролову, указал кнутовищем в небо: - Господь бог тоже еще, наверное, не разобрался, иначе бы уже принял чью-то сторону.
...Наступила ночь. Мягко стучали по пыльной дороге копыта лошадей. Багровые сполохи освещали небо. Слышались грозные громовые перекаты. Потом недалеко впереди разорвался снаряд. А сзади послышалась пулеметная очередь.
- Ну, молись, раб божий! - сказал отец Григорий. - По самому что ни на есть фронту едем!
Ворочая головой, он с тревогой прислушивался к доносящейся перестрелке, а потом вдруг приподнялся и стал немилосердно хлестать лошадей кнутовищем, посылая на их головы все непечатные ни в ветхом, ни в новом завете слова. Тарантас, тряско подпрыгивая на ухабах, как сумасшедший несся в сторону леса.
Вскоре после того как они с отцом Григорием расстались возле какой-то вдребезги разбитой колесами развилки, Фролов набрел на красноармейский разъезд. И к утру, усталый, но радостный, уже был в Новозыбкове, в штабе 12-й армии.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Сек мелкий и беспорядочный дождь. Он растушевал дали, дома в конце площади и церкви с бесконечными маковками выглядели словно декорации, только намеченные углем на сером театральном заднике, но еще не прорисованные художником.