Семен Алексеевич прошел не мешкая по причалу к лайбе.
- Какую службу здесь несешь? - дружелюбно спросил он старика, стараясь понравиться ему.
- А служба у меня простая, - начал старик - видно, был из разговорчивых, - вроде сторожа я. - Он помолчал и грустно добавил: - Сорок годков день в день прослужил в этом порту, в таможне, а теперь... вот...
Семен Алексеевич даже присвистнул от удивления.
- Сорок лет?.. Наверное, многих моряков знаете?
- Известно, - согласно кивнул головой бывший таможенник.
- А не доводилось вам встречать кого с бывшего эсминца "Гаджибей"? дознавался Семен Алексеевич.
- С того, потопленного? - повел бровью в сторону рейда таможенник.
Красильников кивнул.
- Ходит тут один. Комендором был.
- Комендором? А фамилию его не вспомните? - с надеждой в голосе спросил Семен Алексеевич.
- А чего вспоминать? Воробьев его фамилия.
- Воробьев?.. Василий?.. - обрадовался Красильников.
- Василий. Он самый.
- Значит, он здесь? - продолжал несказанно обрадованный Красильников. - А где его можно повидать?
- Если есть на что выпить, то в аккурат через десять минут я его вам покажу.
- Есть! Есть! Пошли, папаша!..
Таможенник легко выбрался на причал.
- Подождите, а вахту кому?.. - вдруг остановился Красильников.
- А шут с ней, с вахтой! И с этой лайбой! На ней все равно украсть нечего, - проговорил таможенник.
В двух кварталах от порта, на ветхом каменном доме, висела на кронштейнах большая медная пивная кружка, а под нею красовалась надпись: "Эксельсиор". Старик таможенник свернул во двор, показал на пролом в стене, означавший вход. По выщербленным ступеням они спустились вниз. Под потолком каменного коридора висел тусклый керосиновый фонарь. Он освещал дубовую дверь.
Таможенник толкнул ее - и навстречу им с оглушающей силой вырвался нестройный гул, послышались невнятные пьяные голоса. Семен Алексеевич увидел низкий сводчатый зал, в котором за длинными дубовыми столами сидели люди. Это были рыбаки, грузчики, военные моряки, механики с мелких судов и портовые воры. На их одежде лежал отпечаток морских профессий. И только два филера, сидевшие неподалеку от входа, казались здесь такими же несуразными, как, скажем, архиерей цирковой арене. Они тянули пиво и не спускали глаз с английских моряков, тесной кучкой сидевших за другим столом.
Таможенник повел Красильникова в конец зала, ближе к стойке. Здесь в одиночестве сидел моряк в грубой брезентовой робе.
- Вот и дружок ваш - Воробьев, - показал старик.
Семен Алексеевич заглянул в лицо моряка, тронул его за плечо:
- Не узнаешь, Василий?
Моряк нехотя поднял голову, несколько мгновений всматривался в Красильникова.
- Семен?.. Здорово! А мне кто-то сказал, что тебя будто убили. - Моряк ногой придвинул табурет для Красильникова скомандовал в сторону стойки: - Матрена! Пива нам!
- А водочки не будет? - ласково напомнил таможенник, глаза у него замаслились от ожидания.
Воробьев посмотрел на старика, покачал головой:
- Ох и надоел ты мне, старик!
Семен Алексеевич весело объяснил Воробьеву:
- Это он помог разыскать тебя. - И затем сказал таможеннику: - Вы бы сами выпили! А денег я дам!
- Понимаю! - проникновенно сказал таможенник.
Красильников достал из кармана несколько царских денежных купюр и протянул их таможеннику. Тот, не глядя, зажал деньги в кулаке и, пятясь между столами, зашлепал к стойке.
А Семен Алексеевич и Василий Воробьев не спеша потягивали пиво и тихо переговаривались.
- Мне эта взрывчатка для большого дела нужна, - убеждал Красильников своего давнего друга, который сейчас смотрел на него какими-то грустными глазами.
- Не знаю, для чего она тебе нужна, но нету ее у меня, я не комендор сейчас. Рыбалю - и вся моя недолга.
- Значит, не поможешь? - тихо, чувствуя, как перехватывает от обиды горло, спросил Красильников.
- Значит, не помогу, Семен... - Помолчав немного, Воробьев хмуро добавил: - Да и к стенке сейчас за это без суда вставят!
- Боишься, выходит?
- Понимай как хочешь.
Красильников встал.
- Ты что ж, уходишь? - спросил, заметно трезвея, Воробьев. - А я думал, посидим... повспоминаем... Жизнь-то, жизнь ныне какая верченая... Одна и отрада - повспоминать...
- Нам вроде вспоминать нечего, - сухо сказал Красильников и, не прощаясь, круто повернувшись, двинулся к выходу. Поднявшись по ступенькам, постоял немного - нет ли хвоста? - и, успокоенный, зашагал по улице. Он так и не заметил, как из пивной выскользнул филер и приклеился к его следу...
Вот уже кончилась улица, и он свернул в переулок. Когда проходил возле какого-то дома мимо железной калитки, чья-то сильная рука внезапно ухватила его за рукав бушлата и рванула к себе. Калитка тотчас же захлопнулась, скрежетнул железный засов. Не успел Семен Алексеевич что-либо сообразить, как увидел перед собой виновато улыбающегося Воробьева.
- Не видал разве? За тобой шпик увязался... Давай за мной! - проговорил он, тяжело дыша.
- Как ты сюда успел? - удивился Красильников.
- Известно... проходными дворами, - переводя дух, ответил Василий и крепко, по-матросски хлопнул его по плечу. Они торопливо пошли по какой-то сложной, запутанной дороге - мимо дровяных складов, старых сараев, полуразваленных землянок...
Верстах в пяти от Новороссийска, на берегу небольшого заливчика, стояло несколько выщербленных морскими ветрами рыбацких хат. А неподалеку от них вольготно покачивались на волнах заякоренные шаланды и баркасы. Сюда Воробьев и привел Семена Алексеевича.
- Вон мой корабль стоит...
"Мария" - крупно было выведено белой краской на борту ничем не примечательного баркаса.
- Здравствуйте вам, - послышался певучий женский голос.
Семен Алексеевич обернулся. Перед ним стояла с молодой смелой улыбкой на красивом, веснушчатом лице статная русоволосая женщина.
- Мария, те пироксилиновые шашки, что мы когдась рыбу глушили, где у тебя? - спросил Василий у женщины.
- Возле хаты закопаны.
- Много осталось? - уточнил Василий, и было ясно, что такого рода разговоры здесь - дело будничное.
- Богато еще! Пуда два...
- Выбери их из земли и подсуши. Они ему для настоящего дела нужны! Василий с уважением кивнул в сторону Красильникова.