- Как себя чувствуете у нас, господа?
- О, мосье, хорошо! - заулыбался Жапризо. - Мы увезем самые теплые воспоминания.
- И неплохой материал для своих газет. Не правда ли? - в свою очередь улыбнулся Лацис.
- Объективный, - корректно вставил Колен, а про себя подумал: "Похоже, что чекист берет инициативу в свои руки. Не мы его интервьюируем, а он нас!"
Лацис остро посмотрел на Колена, лицо его посуровело.
- На страницах вашей газеты последнее время печатается особенно много небылиц о Советской России. Недавно в одном из номеров я прочитал даже, что русский народ ждет не дождется, чтобы его поскорей завоевала Англия.
Колен сидел подтянутый, сдержанный и не без ехидцы заметил, смело глядя на правоверного чекиста:
- Мистер Лацис, это пишут русские.
- Кого вы имеете в виду? - быстро спросил Лацис.
- За границей сейчас много русских. Очень много. А у нас печать - демократическая. Вот и пишут...
- Вот вы о ком... Но, господа, вы ведь понимаете, что эти русские, равно как и воюющие в армиях Деникина и Колчака, давно потеряли право говорить от имени русского народа, став наемниками у вас, иностранцев: у англичан, французов, американцев... Ведь победи вы, никакой "единой, неделимой России" не будет. - Лацис с усмешкой посмотрел на Колена: - Для вас, я полагаю, не является секретом конвенция о размежевании зон влияния между союзниками. По этому документу в английскую сферу входят Кавказ, Кубань, Дон... - Лацис перевел взгляд на Жапризо, торопливо писавшего в блокноте - А во французскую включены Крым, Бессарабия, Украина. Я не говорю уже о землях, на которые зарится Япония, и о претензиях Америки.
В кабинете воцарилась тишина. Ее нарушил Жапризо:
- Господин Лацис, позвольте задать несколько вопросов?
- Пожалуйста. - В голосе Лациса прозвучали насмешливые нотки.
- Правильно я понял, что всех, бежавших за границу, вы расцениваете как ваших врагов? - Жапризо казалось, что этим вопросом он поставил Лацису ловушку.
- Нет, конечно! Я убежден в том, что среди русской эмиграции в Париже и Лондоне есть порядочные, честные люди, хотя и не разделяющие идей большевиков, - сдержанно и спокойно ответил Лацис, все более отчуждаясь от своих собеседников.
- Идея большевизма создать государство рабочих и крестьян... - убежденно начал было француз.
- Оно уже создано, господин Жапризо. Вы две недели вояжируете по территории первого в мире рабоче-крестьянского государства! - жестко прервал его Лацис.
- Простите за неточность. Тогда я сформулирую вопрос проще. Как в вашем государстве рабочих и крестьян относятся к дворянству?
"Ну, уж на этот крючок он должен обязательно попасться", - лукаво подумал француз.
- Пушкин и Толстой были дворянами. Смешно не понимать значения передовой части дворянства в истории русской культуры и в истории революционного движения. Тогда нужно отказаться от Радищева, от декабристов. Лацис внимательно посмотрел на журналиста. - Но, задавая этот вопрос, мне кажется, вы имели в виду другое. У вас там кричат, что мы репрессируем всех, власть имущих в прошлом, что в застенках Чека томятся лица, виновные лишь в том, что они родовитого происхождения. Ваши газеты взывают к спасению этих жертв большевистского террора.
Лацис снова пристально взглянул в глаза журналистам - он пытался докопаться до их человеческой сути: кто они? Честные, но заблудшие люди? Или ловкачи-писаки, ищущие сенсаций? Правда ли им нужна или только правдоподобие? А может, им не нужна ни правда, ни ложь - они еще до приезда сюда знали, о чем будут писать?.. И все же Лацис продолжал выкладывать им, подавшись вперед:
- А известно ли вам, господа, что до недавнего времени мы великодушно и зачастую излишне мягко относились к врагам, применяя в отношении них такие меры, как выдворение из страны, ссылка в трудовые лагеря, а некоторых просто отпускали под честное слово. Вот как, например, генерала Краснова, руководителя первого мятежа против революции. Он же, дав слово чести не воевать против Советов, удрал на Дон и стал во главе тамошней белогвардейщины. И не он один изменил своему слову. Достопочтенные генералы Загряжский и Политковский, очутившись на свободе, приняли участие в заговоре Локкарта и других иностранных дипломатов.
- Это известно, господин Лацис, - воспользовался паузой Колен, - наши газеты много писали об этом... - он поискал слова, - об этом инциденте. Но, судя по сообщениям газет, ваше правительство допустило незаконные действия по отношению к иностранным дипломатам... - Колен замялся. Много писали и о произволе Чека...
- А что еще оставалось делать буржуазным газетам, господин Колен? Чека вскрыла заговор английских, французских и американских дипломатов, которые, прикрываясь правом неприкосновенности, поставили перед собой задачу уничтожить руководителей Советского правительства, того правительства, которое их так гостеприимно приняло. И как бы ни извращали факты буржуазные газеты, Чрезвычайная комиссия доказала преступные намерения начальника английской миссии Брюса Локкарта, лейтенанта английской службы Сиднея Рейли, кстати, агента Интеллидженс сервис, французского генерального консула Гренара и американскою гражданина Каламатиано. Заговорщики пытались организовать государственный переворот. Намерения серьезнейшие, не правда ли? И оставить их без последствий мы, чекисты, естественно, не могли. Надеюсь, вы согласитесь со мной? - В голосе Лациса прозвучали иронические нотки.
Жапризо, торопливо записывая за Лацисом, одобрительно подумал: "Ого! Председатель Чека ловко нас припер к стенке. Но важно не отвечать. Иначе - дискуссия. А в споре большевики сильны... Нет, лучше отмолчаться".
Колен же смотрел несколько рассеянно, он тоже не ожидал такого характера беседы, таких несокрушимых доводов.
Словно давая журналистам время для раздумий, Лацис поднялся с места, неторопливо подошел к окну. С улицы доносились звуки проезжающих пролеток, редкое цоканье копыт, мерный шаг патрульных красноармейцев. Жизнь шла своим чередом, и Лацис знал, что ее нужно направлять железной и непреклонной рукой. Он почему-то сейчас вспомнил Кольцова. Была в этом человеке какая-то прочная основательность, заставлявшая с первого взгляда поверить в него и в успех задуманного. И еще - артистичность, без которой не бывает разведчика, способность к перевоплощению. Но и этого мало. Нужно умение располагать к себе сразу. Разведчик должен нравиться. И у Кольцова все эти качества налицо. Ах, если бы задуманная операция удалась, многие заговоры были бы раскрыты задолго до того, как они больно ударят по республике.