Все говорило о том, что человек это опытный и осторожный, что все подступы к себе он перекрыл.
Теперь и Лацису, и Фролову, испытывающему неловкость за то, что предложил неверную версию, стало совершенно ясно, что это и есть таинственный Николай Николаевич. Ошибки не могло быть. Нужно только действовать немедленно – такие люди, как этот, опасность чуют за версту. И все же Лацис решил дождаться утра и получить в свои руки ту главную улику, без которой допросы длились бы бесплодно несколько дней, несмотря на всю очевидность собравшихся воедино фактов. Он был уверен, что получит ее, эту неопровержимую улику,
На утро следующего дня женщина, как и было уговорено, забрала у Пискарева сапоги, и вскоре их уже осматривали у ее дома чекисты – Сергеев и Сазонов. Сергеев запустил руку в голенище и, сосредоточенно хмуря брови, прощупывал вершок за вершком каждую складку подкладки. Наконец его лицо расплылось в удовлетворенной улыбке, будто он поймал в сапоге налима.
– Есть… Чего-то есть… – тихо выдохнул он, поглядывая то на Сазонова, то на застывшую в благоговейном ужасе хозяйку.
Он вынул руку из голенища и сказал Сазонову: – Ножик дай.
Наблюдавшая за действиями Сергеева женщина испуганно зашептала, не веря, что такое могло случиться с важным постояльцем:
– Господи, никак, резать будете?.. А что ж я постояльцу потом скажу? Он у меня строгий.
Сергеев снова опустил руку с ножом в голенище и, орудуя им, утешил вконец расстроенную женщину:
– Ты не бойсь… Теперь мы ему все сами скажем. Все как есть – и про то, что было, и про то, что будет…
С этими словами он извлек из сапога сложенный во много раз бумажный квадрат. Стал его разворачивать. Разгладил на руке, покачал головой.
– Вот ведь… это ж надо такое! – Сергеев поднял глаза на женщину. – Ну, показывай, где он у тебя тут размещается, постоялец этот?
Женщина заколебалась.
Тогда Сергеев снова простовато и добродушно произнес, стараясь развеять хозяйкины опасения:
– Ты кончай его бояться, говорю тебе… Он уже, я так понимаю, все свои сапоги сносил.
– Женщина осторожно показала пальцем на дверь и тут же испуганно убрала палец:
– Там его комната.
Сергеев шагнул к двери, распахнул ее. Постоял, вглядываясь в небогатое убранство чужой комнаты, и, хмыкнув, повернулся к Сазонову, сокрушенно покачал головой, вводя в еще больший испуг хозяйку:
– Найди двух понятых, чтоб все, значится, законно… Обыск делать будем…
Резко распахнулась дверь, и в кабинет Лациса быстро вошел своей обычной уверенной походкой начальник оперативного отдела штаба армии Басов. И тут же за его спиною безмолвно! вырос с винтовкой в руках часовой.
– Я надеюсь, хоть вы мне все объясните?! – зло и непримиримо выкрикнул Басов. – На каком основании?..
Но Лацис перебил его.
– А я, признаться, думал, – сухо сказал он, – что это вы мне все объяснять будете. Я вас буду спрашивать, а вы мне – объяснять… Да вы садитесь. Разговор у нас, я так понимаю, будет долгий.
Басов, не теряя спокойствия, присел к краешку стола:
– Что? Что вас еще интересует? – с благородным негодованием спросил он. – Да, я полковник царской армии и никогда этого не скрывал…
– А я вас об этом и не спрашиваю, – спокойно сказал Лацис.
– Так что же вас интересует?
– Сапоги.
И Лацис деловито поставил на стол уже знакомые нам сапоги, надраенные до блеска старательным сапожником.
– Ваши? – впился глазами в начальника оперативного отдела весь подобравшийся Лацис.
Басов на какой-то миг внезапно потускнел. Негодование сменилось на его лице страхом. Он сразу понял все или, по крайней мере, очень многое. Но тут же взял себя в руки.
– Э-э… возможно… Но как они оказались у вас? – с растяжкой, чтобы выиграть время, начал он.
– Случайно. Михаил Васильевич Пискарев передавал с их помощью вам письмо, а они вместе с письмом попали к нам.
– Какое письмо? Какой Михаил Васильевич? – снова возмущенно заговорил Басов, напряженно отыскивая про себя надежные ходы спасения.
– Слушайте, Басов! Мы ведь договорились, что задавать вопросы буду я!
– резко сказал Лацис. – Но, если хотите, я отвечу на ваши вопросы. Какое письмо?.. От Щукина!..
– Не знаю такого.
– Какой Михаил Васильевич? – не обращая внимания на слова Басова, спросил Лацис и, подняв голову, сказал часовому: – Введите!
В коридоре послышались неуверенные шаги – один, другой, третий, – ломкие, настороженные и беспомощные.
Басов смотрел на дверь и напряженно ждал, на лице его игязвительно-холодная усмешка.
В кабинет, припадая на культяпку, вошел сапожник. Был он гладко выбрит, но в той же потрепанной одежде.
– Михаил Васильевич Пискарев, – отрекомендовал его Лацис и посмотрел на Басова. – Что? Не знакомы?
Басов, широко разведя руки в стороны, расхохотался весело внешне даже искренне.
– Помилуйте!.. Откуда?.. – давясь смехом, сказал он Лацису. – Что может быть общего у меня с этим оборванцем?
Лацис сощурил глаза, тихо переспросил:
– Общего? – затем достал из ящика узкий сапожный нож чуть-чуть загнутым вниз концом и с легкой терпеливой иронией добавил: – Ну хотя бы этот нож… Этот самый сапожный, заметьте, нож, которым вы с Пискаревым убили начальника оперативного отдела армии товарища Резникова!..
Басов, приобретший было прежний свой самодовольно-наешливый вид, поперхнулся. Высокомерную его улыбку разом свело с лица. Но это – всего лишь на мгновение. И опять он все еще попытался спастись.
– Не-ет!.. Нет-нет! Это какая-то ошибка! – возмущенно оправдывался он. – Я сейчас же буду жаловаться товарищу Райскому. Что за бред собачий? Какой нож? Какой еще Пискарев?
«Упорно. Изворотливо. И гадко! – подумал, глядя на него, Лацис. – Таким, как этот, улик мало. Хорошо, что не поторопились обезвредить. У каждого свое оружие. У этого – подлая изворотливость дождевого червя».
Лацис поднял со стола какую-то бумагу и, искоса заглянув в нее, невозмутимо произнес:
– Тогда, быть может, вы вспомните вот что: настоящее имя этого человека Сергей Викторович Ковальский… подполковник белой армии, бывший адъютант великого князя Михаила Александровича… Ну как?.. Вспомнили?.. Сейчас резидент Щукинна… Что? Все еще не узнаете?