Мы шли по пустому пляжу. В моё левое ухо шумело море, в правое шумел Алексей. Я в их споре был посредником.
–« А зачем мы приехали та сюда ?!» ,– вопрошал сын .
– «Ш-ш-ш !!!» – шипело море.
–« Завтра море успокоится, наверное… да и потеплее будет… Сейчас вон и нет ни кого.» – переводил я.
– «Да давай сейчас искупаемся-та ! Я не простужусь ! Я по краешку буду ходить! Ногами искупаюсь !»
– « А-а-б-ш-ш-ш !!!» – смеялось море.
Несколько раз Полковник начинал разоблачаться. Я, на тот момент ещё майор, препятствовал этому и приводил всякие доводы, которые , как мне казалось, могли остудить пыл Полковника.
– « А-а-б-ш-ш-ш-а !!!» – смеялось уже надо мной море.
–« Да вон купается же!» – сын показал на мужика который « купался ногами». Он выглядел счастливым убегая от довольно больших волн. К пляжному грибку мужик привязал своего бассет-хаунда. Тот унылым взглядом смотрел на хозяина. Пса можно было и не привязывать – он не делал ни каких попыток подойти к хозяину или убежать от него, он смотрел на своего хозяина как жёны алкоголиков смотрят на своих мужей в момент возлияния: дожидаясь пока муж не свалится.
– «Полковник!» – обратился я к сыну, – « Наверняка этот джентльмен умеет плавать ! В отличии от Вас ! И у него сил хватит, что бы выбраться на берег, если вдруг волна и собьёт с ног.»
– « Я тоже умею ! Я с «плавниками» умею! Потом побегаем и я не заболею! Хватит тебе уже скандалить! Что ты всё время скандалишь? Ты вот всё время устраиваешь !»
– « А – б – ш-ш-ш-а !» – смеялось слева от меня море.
– « Вот зачем мы приехали та сюда ? Лучше бы на Тарелочке купались» – сокрушался справа сын.
Мужик упал немного не добежав до сухой гальки и его таки омыло волной. Кажется в этот момент бассет вздохнул.
Алексей видя это падение стал ещё более напорист:
– « С краю вот тут похожу!»
– « Волной может утянуть и всё! Можно утонуть!!»
– « Да как утащит та? Дядю то не утащило!»
– « Да лучше бы утащило»,– не стал кривить душой я.
–« Зачем утащило?»
–«Для наглядности, Полковник! Что бы Вы видели !».
– «Да как утащит та ? Волны то сюда идут, сюда и вытолкают! Не утащит.»
– « Утащ – щ-щ-щ у !» – шипело море.
– «Утащит.» – перевёл я.
–«А ты на что?! Рядышком стой, но неподалёку! И не мешай!. А я только ногами похожу»
– « Нет, Алексей Юрьевич, может быть сегодня вечером, либо завтра, но точно не сейчас.»
–« Та-а-ак !»,– угрожающе протянул Полковник, и в этом «Та-а-ак!» слышались знакомые нотки, которые не передались по генам от отца, но были умело скопированы. «Та – а – ак!» произносится мной когда Алексей Юрьевич заходит слишком далеко и как говорится « перестаёт видеть берега»
–« Та-а-ак !», – повторил он.
–« Нет!»,– ответил я, и вложил в ответ всю решительность и твёрдость какая у меня была.
–«Всё!»,– ещё более решительно и твёрдо произнёс Полковник. – «Всё , ты разжалован ! Ты теперь младший сержант !».
Врождённое великодушие Полковника унаследованное от предка не позволяло ему разжаловать майора сразу в рядовые – всегда была какая ни будь промежуточная ступень, а уже после того как Его Превосходительство являли милость и всё равно не получали желаемого я становился рядовым.
После трёх следующих минут ожесточённого спора мне всё таки пришлось вспомнить любимую армейскую поговорку всех разжалованных сержантов : «Чистые погоны – чистая совесть!». Разжалованный, но не сломленный я выдвинулся к отелю держа Полковника за руку. Мимо нас, параллельным курсом прошёл жизнерадостный и мокрый мужик с собакой. Пёс куда то вёл хозяина . В глазах собаки была вселенская грусть.
***
Бассет напомнил мне грустную старушку. Она вошла в Рязани. До этого мы с Полковником думали, что по какой то счастливой случайности нас всего двое в купе. Старушка с грустью оглядела нас, вздохнула, печально разложила вещи и легко и торжественно влезла на верхнюю полку. Там она продолжила вздыхать и смотреть в окно. На вид ей было лет этак шестьдесят пять – семьдесят. Каждое её движение олицетворяло музыку Камиля Сен-Санса – бессмертного «Умирающего лебедя».
Она долго и печально ела. Каждый кусок она отправляла в свой рот как будто зная, что он отравлен, но поделать уже ни чего нельзя и съедала его с обречённостью смертника. Плавно и скорбно наводила потом порядок на столе, тщательно выверяя расстояние между салфетками и стаканами, потом удивительно легко залезала на свою полку – наверное также легко Мария Антуанетта всходила на эшафот. А когда грустная старушка отправлялась по коридору в сторону туалета, то я прямо таки начинал слышать трагические аккорды виолончели и казалось, что больше мы нашу соседку по купе не увидим.