— Остановись! — воскликнул Потемкин, громко смеясь. — Что за глупые мысли у старого казака, который столько лет имея честь служить в армии и которого, быть может, ожидает более почетная будущность, чем тихая жизнь в степях, около бабы, которая намного моложе тебя, а потому и будет обманывать. Ты состоишь в списке храбрецов, которых я хочу представить к награждению, к если ты и впредь будешь себя так вести, то ты сможешь сделаться даже офицером; уже многие возвысилась таким образом, для этого нужны только ум и беззаветная храбрость. Выбрось из головы все глупости! В России достаточно красивых баб, которые будут смотреть на тебя так же ласково, как твоя Ксения, и так же горячо целовать тебя, как и она. Я не отпущу тебя… Что будет с армией, если все ее храбрые солдаты захотят наслаждаться тихим счастьем около жены и детей!
С петербургской дороги послышался пушечный выстрел.
— Слышишь? — воскликнул Потемкин; глаза его загорелись ярким пламенем. — Это знак приближения государыни! Прочь глупые мысли, которые совершенно не годятся для храброго солдата, и марш на свое место! Сегодняшний день — счастливый день, и если для меня сегодня засияет солнце, то я и тебя не забуду!
Генерал круто повернул лошадь и поехал к своей палатке, чтобы отдать последние приказания о размещении полков.
Емельян Пугачев побледнел как смерть, со скрежетом сжал зубы, лицо его передернулось, как от боли, и он, с ненавистью посмотрев вслед уезжавшему генералу, вскочил в седло, схватил пику и поехал к товарищам.
Весь лагерь пришел в движение после выстрела, прервавшего разговор Потемкина с Пугачевым; гвардейские полки вытянулись длинной линией и по флангам окружили место парада, оставив лишь сравнительно небольшой проезд; остальные полки заняли пространство посредине: матросы и солдаты — на левом крыле, а полк Потемкина — с правой стороны.
Знамена были разнесены по местам, офицеры отправились к своим частям, не было слышно ничего, кроме легкого позвякиванья оружия и ржания лошадей. По сторонам толпился народ, который с каждой минутой все прибывал, то и дело подъезжали новые партии любопытных, стремившихся полюбоваться редким зрелищем.
II
Вскоре послышался новый пушечный выстрел, и вдали показалось облако пыли, совсем золотое в лучах утреннего солгала; оно быстро приближалось. Раздались громкие крики, и толпа народа бросилась к дороге.
Потемкин стоял на правом крыле своих войск. Его неотрывный взгляд как бы втягивал это мчавшееся облако, среди которого он ухе мог различить разноцветные блестящие костюмы; его губы плотно сжались, рука, державшая повод, задрожала.
Перед полками прозвучали последние слова команды. Ряды солдат стояли неподвижно, будто вылитые из стали.
Вдоль длинных рядов гвардии разъезжал всадник в форме полного генерала; это был военный министр граф Захарий Чернышев, за ним следовало несколько адъютантов. Граф был высокий, слегка худощавый человек. Продолговатое лицо — с резкими чертами, умные, проницательные глаза светились хитростью, а на тонких губах змеилась неизменная мягкая улыбка старого царедворца.
Граф Чернышев объехал площадь, стал посредине нее, против проезда, и вынул шпагу. Радостные крики народа раздались наконец совсем близко: отряд кавалергардов в красных мундирах промчался сплоченным строем и, развернувшись, выстроился по обеим сторонам графа Чернышева. В следующий момент тот поднял шпагу, и тишина словно взорвалась. Испугавшиеся лошади подеялись на дыбы, бросились в сторону и только с большим трудом были усмирены своими всадниками и снова возвращены в ряды — все хоры музыки заиграли оглушительную «встречу» и покрыли сильные голоса нескольких тысяч солдат, слившиеся в один крик: