— Нет, — ответил Курбатов. — Я очень им интересовался. Спрашивать о нем не полагалось. Но он очень отличался от офицеров. Он штатский...
— Какие отличительные детали костюма вы могли бы отметить?
— Всегда в черном... При галстуке... Монокль...
— Монокль? Это уже деталь! — подхватил Дубровин.
— Деталь, — согласился Дзержинский. — Деталь... Еще раз опишите его лицо.
— Я нарисую, — предложил Курбатов.
Перед ним легли листок бумаги и карандаш.
Рисуя, Курбатов говорил:
— Череп, обтянутый кожей... Гладко выбрит. Худое лицо, как у святых на греческих иконах. Сильный, прямой, обрубленный подбородок.
Дзержинский встал за спиной Курбатова, глядя, как обрисовываются черты портрета. Курбатов кончил рисовать. Дзержинский подвинул листок Дубровину.
— Размножьте и срочно перешлите петроградцам. Перевернуть весь город, но найти!
И опять обращаясь к Курбатову:
— Это он назвал вам Шеврова и дал к нему явку?
— Он!
Дзержинский сел за стол, озорно взглянул на Дубровина.
— Вы догадываетесь, Алексей Федорович, кто это такой?
— Нет, Феликс Эдмундович, но по вашему виду чувствую, что вы знаете, кто это такой.
Дзержинский придвинул стул ближе к Курбатову.
— Вспомните, Курбатов, поворошите свою память! Это очень важно! Это стоит многих пулеметных очередей на фронте... Вспомните, может быть, кто-нибудь обмолвился, может быть, косвенно, не по отношению к нему прозвучала фамилия? Имя! Я вам назову его. Может быть, по созвучию что-то похожее.
Дзержинский сделал паузу. Затем раздельно произнес :
— Кольберг!
Курбатов закрыл глаза, несколько раз про себя, едва слышно повторил эту фамилию и покачал головой.
— Нет, не слышал... Такое в ушах не звучит...
Дзержинский несколько разочарованно откачнулся.
— В его речи что-нибудь похожее на немецкий акцент вы не уловили?
— Очень четкая речь, медленно выговаривает слова... Он очень правильно говорил.
Дзержинский опять приблизился к Курбатову.
— Теперь я назову имя и отчество. Может, имя прозвучало? Густав Оскарович!
— Густав! — схватился Курбатов. — Да, да, это я помню. Я забыл... Как-то его ждали... Вошел один из... Ну, словом, был там такой офицер, приходил почти всегда пьяный. Он вошел и спросил: «Густава нет еще?» От него отвернулись, и он понял оплошность. А может быть, никто и не реагировал на это... Он больше этого имени не повторял. А немного позже пришел этот человек...
Дзержинский встал.
Курбатову невольно передалось волнение Дзержинского.
— Маловато, Феликс Эдмундович! — заметил Дубровин.
— Достаточно! — ответил Дзержинский, указывая на рисунок Курбатова. — Портрет и имя! Густав не такое уж распространенное имя. Вы хорошо рисуете, Курбатов! Вы учились?
— Немного! У нас в кадетском корпусе был хороший учитель рисования.
Дзержинский взял рисунок и отошел с ним к окну. Вернулся. Усмешка гуляла у него под усами. Дубровин выжидательно смотрел на него, ждал и Курбатов.
— Кольберг Густав Оскарович! Живой его портрет! Вот она, ниточка, за которую Шеврова дергали... Жандармский полковник Кольберг! Посылал вас, Владислав Павлович, жандарм, направлял жандармский агент! Если бы можно было найти, как они связаны с Шевровым! Очень это нам важно! Похоже, что «Тактический центр» в Петрограде, который мы ищем, — это не только белые офицеры. Там и Кольберг замешан, а это... Это может далеко увести!
— Надо спросить Шеврова! — сказал Курбатов.
Дзержинский резко перед ним остановился.
— Как спросить? Он нам может ничего не сказать!
— Мне скажет! — ответил Курбатов. — Я потребую у него отчета!
Дзержинский наклонился через стол к Курбатову.
— Как я вас должен понять, Владислав Павлович?
— Я хочу очиститься от жандармов.
— И согласны помочь ВЧК?
— Да, согласен! Я встречусь с Шевровым и спрошу его. Я ничего ему не скажу о наших разговорах. Я спрошу его, как мне связаться с Кольбергом. Он обязан мне будет ответить! Он обязан мне дать явку, которой пока не имею...
— Вы отдаете себе отчет, Курбатов, в какое дело вы входите?
— Я просил зачислить меня в Красную Армию... Я не вижу разницы, с чего начинать. Я обязан помочь вам, вы мне помогли разобраться... Это опасные люди!
Дубровин объяснил Курбатову, что ему не понравилось в варианте с домиком в Богородицком. Там, в доме, нельзя было бы обеспечить охрану Курбатову. Это главное. Но Дубровин не забывал также, что Курбатов еще только утром целиком был в стане врагов. Прочно ли и надежно ли было его превращение? Не было ли его предложение лазейкой, чтобы предупредить Шеврова и попытаться с ним бежать?