Курбатов посмотрел на часы. Минутная стрелка отсчитала пять минут одиннадцатого.
Внезапно его прохватил озноб, хотя и не очень-то было морозно. Охватила ничем не объяснимая тревога. Он встал, прошелся вдоль скамейки, повернулся. Тревога не проходила, она сделалась нестерпимой, он вдруг почувствовал себя на виду и как бы под прицелом. Он стремительно упал в снег, за скамейку. Падая, услышал звук выстрела. Раздался еще один глухой выстрел, как будто бы стреляли в упор, во что-то мягкое.
Курбатов кинулся к кустам на шум борьбы, услышал этот глухой выстрел и увидел в кустах бегущего человека. Но он уже догадался, что Шевров не один, что с ним вступили в борьбу чекисты. Стрелять по мелькнувшей фигуре не решился. Побежал вслед, но тут его ослепила яркая вспышка и повалила с ног взрывная волна. Рванулась ручная граната. Он не был ни контужен, ни ранен. Он вскочил и, слегка прихрамывая, кинулся в кусты, где допрежь слышался шум борьбы. Наткнулся на лежащую фигуру. Наклонился. Артемьев!
По лесу раздавались крики, топот бегущих, гремели выстрелы, затем еще раз громыхнула граната, и все стихло.
Курбатов наклонился над Артемьевым. Тот шевельнулся, пытаясь приподняться. Курбатов подложил ему под плечи руки. Рука ощутила что-то липкое. Кровь!
Артемьев застонал и попросил:
— Тихо, браток!
Уставился ему в лицо.
— Курбатов? Ранен?
— Нет! Не ранен?
— Живой! — с облегчением молвил Артемьев и тяжело поник.
Курбатов опустил его спиной на снег. Стремительно покрывалось инеем его лицо, индевели волосы...
В тот час ни Дзержинского, ни Дубровина не случилось на месте, а горе и негодование были столь велики, что начальник отдела, в котором состоял Артемьев, отдал команду: «Взять всех!»
Тункина захватили в доме в Богородицком, арестовали Наташу Вохрину и Эсмеральду. Доставили на Лубянку и Курбатова. Следователь сразу же приступил к дознанию, не стесняясь, что в его кабинете собрались все действующие лица одновременно: и Курбатов, и Тункин, и Эсмеральда с Наташей.
Следователь поманил к столу Эсмеральду. Она распахнула шубку и вышла на свет. Следователь взглянул на нее и сейчас же опустил глаза. Его поразил ее наряд и весь вид. Ее арестовали ночью, подняли с постели, она оделась как для решающего выхода. Была на ней желтая велюровая кофта, расчерченная черными зигзагами. На левой щеке она нарисовала синюю рыбу, пронзила ее красной стрелой. Брови подвела серебряной краской, губы сделала лиловыми.
Следователь спросил:
— Вы художница?
— Нет, я возбудитель.
— Что такое? — удивился он.
— Возбудитель катастроф и химер!
Следователь откашлялся и пожал плечами.
— Вам придется объясниться подробнее.
Но подробных объяснений не последовало. В кабинет стремительно вошли Дзержинский и Дубровин.
Дзержинский окинул быстрым взглядом собравшихся и остановил свой взгляд на Эсмеральде.
— Что это за маскарад? — спросил он резко у следователя.
Следователь встал и развел руками.
— Я не разобрался еще... Гражданка утверждает, что работает возбудителем...
Дзержинский поморщился, но сдержал гнев. Ему стало неловко за следователя. Он подошел к Эсмеральде и строго спросил:
— «Центрифуга» или «Долой стыд»?
— «Центрифуга»! — ответила Эсмеральда.
— Это вы ездили в Богородицкое?
— Я ездила.
— Вы видели там некоего Шеврова?
— Видела...
— Что вы ему передали?
— Я передала просьбу Курбатова встретиться с ним в парке на третьей аллее.
Эсмеральда обеспокоенно оглянулась на Курбатова.
— Вы разговариваете со мной! — строго сказал Дзержинский. — Я люблю, чтобы мой собеседник смотрел на меня. Что вы еще сказали Шеврову?
Эсмеральда оробела.
— Ничего, собственно... Был разговор,. >
— О чем?
— Я ему объясняла современность...
— Что вы ему говорили о Курбатове?
— Говорила, что он решился, что сегодня он особенный.
Дзержинский, прищурившись, с минуту смотрел на Эсмеральду, затем обернулся к следователю.
— Девушек из-под стражи освободить! Вы, — Дзержинский обратился к Эсмеральде, — запишите все дословно, что говорили Шеврову... Здесь запишете. Когда запишете, вас отправят домой.
Остановился перед Тункиным.
— Учитель фехтования? И трезвый к тому же?
Тункин приосанился и капризно произнес: